33 армия. Воспоминания

Сержант / техник-интендант 2 ранга (по карточке военнопленного) Борискин А.И. попал в плен 28.4.42 г.

Текст №1

…
Дело шло к истреблению Ударной западной ефремовской группировки.
Еще до трагедии весной 1942 года, в апреле 1942 г. генерал армии Г.К.Жуков приехал в 43 армию к генералу Голубеву К.Д. Созвали на совещание всех командиров дивизий этой армии, как рассказывает полковник Наумов А.Ф. - командир 53 сд 42 армии. Глаза у Жукова серые, злые. Это случилось после первых же неудачных попыток сбить немцев с занимаемой ими обороны по реке Угре ниже Большого Устья. Пришел на совещание и говорит: «Это приказ вам не от Голубева, на от меня даже, а от Верховного Главнокомандующего - пробиться любой ценой к 33 армии. Она без вашей помощи погибнет!». Но что мы могли сделать? Сила держала силу. Мы были тогда здесь слабее немцев.

Вот в такой обстановке, оставив раненых в Шпыревском лесном массиве, группы ефремовцев, расчлененные ударами и засадами немцев или сами разбившиеся на такие, пробивались на восток, на юг и на запад, с последующим поворотом к востоку, к Большой земле, вырывались с боями из окружения.

Среди них был и старшина Борискин Андрей Иванович, шедший вначале в группе командующего, а затем раненым, оказавшийся в немецком плену.

Еще на месте последней обороны, в селе Красное он отдал свою солдатскую шинель крестьянке, у которой нечего было одеть ее десятилетнего сынишку. Пожалел старшина их, хотел оставить о себе память - я не знаю. Решил идти на прорыв лишь в ватнике.

Пожалел старшину командир роты старший лейтенант Хоняк Павел Герасимович, отдал свою командирскую шинель с двумя кубарями в петлицах, а сам пошел в полушубке.
За эту шинель ох уж и досталось бедному старшине в немецких лагерях. По их прусскому воинскому порядку солдат не может одеть офицерскую форму, а если одел, значит имел на это право, значит скрывает от властей, что он офицер. И били, и в карцерах гноили они Борискина, а он твердит одно, что он лишь старшина. Не порядок. Звания своего офицерского не называет, а форму офицерскую носит.

Вначале попал Андрей Иванович в лагерь для военнопленных ефремовцев в селе Слободке Знаменского района Смоленской области. Здесь, за церковной оградой он увидел холмик над которым на фанерной табличке было написано: «Здесь 19 апреля 1942 года похоронен командующий 33 армией генерал-лейтенант Ефремов М.Г.».

Вскоре их группу военнопленных погнали в Рославль, где началась сортировка пленников. За «свою пресловутую шинель» Борискин получает карцер в малой крепости в г.Бобруйске. В этой «малой крепости», а ее еще называют «старая крепость» и удостоили «чести» фашисты разместить старшину Борискина в карцере вместе с одним десантником, который пытался бежать из плена, но неудачно.

Сюда же в Бобруйск из Рославля пригнали всех находившихся там ранее командиров. Поместили их в бывших кавалерийских казармах. В старой же крепости когда-то сидел сам Достоевский, великий русский писатель и демократ.
Это помнит и напоминает об этом теперь своим собеседникам Андрей Иванович. Гордится!

Месяц в черной яме просидел старшина. Попал он из карцера аж прмо в лазарет в Бобруйском лагере.

Если в Рославле Андрей Иванович пробыл 3-4 месяца, то здесь ему предстояло пробыть узником и того больше.
Старый человек, санитар в лазарете, поучал узников. Вы, ребятки, не торопитесь из лазарета. Там, в основном лагере вы погибните, здесь немного безопаснее вам. Там же часами на апельплацу стоять велят, работой замучают, замордуют фашисты, да и русские полицаи не лучше хозяев их. И еще поучал: «Вы не ешьте осадок из той бурды, что дают нам. Ешьте только жижицу, что сверху, над отстоем». Он был прав. Немцы баланду нам варили из костной муки, с небольшой добавкой муки ржаной. Костная мука, приготовленная путем размола человеческих костей, была ядом для организма. Кто не послушал старого санитара, тот прожил не долго» - говорит старшина Борискин.

Но вот пошел слух по лазарету, что немцы готовят комиссию из своих врачей для проверки персонала лазарета. Всех не лежачих - в лагерь. «Слух слухом, а вместо немецких врачей появился у нас гроза узников лагеря - начальник над полицаями, а с ним его верные помощники - свора русских предателей - полицаев. Все с резиновыми палками в руках. Эта «врачебная комиссия» нарисовала большой круг посреди двора лазарета. С помощью палок расставили нас всех на этом кругу. Удары палок сыпались щедро на головы и плечи обессилевших людей. Кто падал и под ударами палки встать не мог - признавался больным, а кто бежал - здоров. Я оказался здоровым» - говорит Андрей Иванович.

Таким образом судьба больных в лазарете решилась очень просто. Садист полицай приказал забрать вещи из лазарета и построиться у выхода с его территории всем «здоровым». Как только старшина вышел в свой офицерской шинели и встал в строй рядовых, злоба полицаев перешла все границы. Это вывело вконец из себя и садиста старшего полицая. Он как мог «поигрался» палкой по плечам, спине и голове старшины, а затем поволок его в комендатуру. Шинель продолжала играть свою черную роль в судьбе Андрея Ивановича. В комендатуре добавили ему для порядка и на спине шинели, а заодно и куртки написали фосфорной краской «SU» - военнопленный. Фосфорная светящаяся в темное краска давала право лагерной охране и полицаям уничтожить этого узника вне всякой очереди.

Когда привели старшину в барак, то там в полумраке скелеты-призраки готовились на своих нарах ко сну. Вдруг к Борискину подходит старичок и представляется: «Вот что, парень, я хочу тебя спросить. Знаешь ли ты что означают эти надписи у тебя на спине?» - он говорит, что не знает. «Так знай, что это твоя смерть. С такой надписью любая сволочь посчитает за честь тебя уничтожить, а сволочи среди полицаев водятся в избытке. Снимай ее, родную, а заодно и куртку, ведь вон и на ней те же знаки. Снимай, снимай, на вот возьми другое тряпье. Хозяин его будет не в обиде, а ему мертвому и твой наряд сгодится. Меня не бойся, я такой же как и ты, но больше уж мне бояться их нечего. Я - майор Красной Армии Иван Иванович Еременко». Так вот и подружился старшина Борискин с майором Еременко.

В самом начале 1943 года, в связи с трауром Германии по пленению их 6-й армии и фельдмаршала Паулюса, немцы запретили все дни их траура топить в бараке печи. Но холодно было. Вот пленные и ослушались, все печи протопили. Тогда все они были построены на плацу и был расстрелян каждый десятый узник. Старшина Борискин был девятым. Смена одежды действительно спасла ему жизнь.
С этого дня Еременко стал особенно дорог старшине, дорог по самой дорогой мере - подаренной жизнью.

Но узников вновь рассортировали по разным лагерям. Старшина попадает в лагерь, расположенный в Литве, в Калеваре [правильно - Калвария].

В 1944 году он уже узник лагеря в Кюстрине, откуда фашисты набирали в рабочую команду молодых военнопленных. Они понадобились фирме Цолькера, которая занималась ремонтом железных дорог в Германии. Поселили их рабочую команду в Беревальде. Здесь Андрей Иванович пробыл целое лето.

Но фронт накатывался с востока. Пленных перевели в Лунненвальде. Вот здесь-то и произошла новая и последняя встреча старшины Борискина А.И. с майором Еременко Иваном Ивановичем. Встреча была теплой и горькой. Еременко рассказал, что он старший брат командующего фронтом Еременко А.И., что вот не повезло - попал в плен, но не сдается фашистам его душа. «Не боюсь я их, мщу им как могу. Трудно мне Андрей Иванович, очень трудно. И знаю я, не доживу до светлого часа освобождения, отомстят они мне за победы брата. А ты, молодой, ты может быть и перенесешь все, выдюжишь. Тогда напиши моему брату, что не предатель я, что не сдался я им, а взят без сознания, контуженым в плен. Горько мне вот так-то. Уж лучше умереть. Не скрываю я ни от кого о своем родстве с командующим. Видишь, я весь седой. Это все плен» - разоткровенничался перед старшиной Иван Иванович.
Да и верно, не скрывал он ни от кого своей знаменитой фамилии. Так и взяли Ивана Ивановича гестаповцы. Говорят они ему со злобой: «Твой брат уж пол Германии захватил, а ты еще здесь отсиживаешься. Живешь… Пора тебе пришла, Иван, собирайся».
Это было в первых числах апреля 1945 года, а через неделю 5-я танковая армия Берзарина освободила узников. Иван Иванович не дожил до тех дней.

Старшина Борискин был мобилизован и принимал участие в боях по захвату Берлина в составе 5 ТА. Вскоре был он ранен в руку, а тут и войне конец. Не верилось, что майор погиб.

Долго, долго ждал старшина известий от Ивана Ивановича и вот в 1961 году написал маршалу А.И.Еременко. Описал подробно о встречах с майором. Через некоторое время вызывают в райвоенкомат старшину и после короткой беседы и расспросов - зачитывают указ о награждении старшины Борискина Андрея Ивановича орденом Славы 3 степени. Награду тут же вручают.

Текст №2

…Сообщения наших разведчиков оправдались.
28 января ровно в 9:00 утра немецкая артиллерия активно повела обстрел по нашей обороне. Особенно на участке села Тетерино и деревни Хмельники.

А Горбачи [правильно - Горбы], где находился наш штаб полка, подвергся нападению со стороны бомбардировочной авиации. Эти самолеты бомб не сбрасывали, но обстреливали из крупнокалиберых пулеметов, почти каждый дом, после чего улетали на запад. В результате обстрела был убит старшина пешей разведки и тяжело ранен связист Белоусов, который во время налета сидел у коммутатора Р-6 и передавал приказания командира полка по всем стрелковым батальонам.
Эти приказания давались на тот случай, если фашисты пойдут в наступление, чтобы их встретить.

Сержант Умнов и боец Свиряков ушли на линию исправлять связь. Молчала деревня Хмельники. Командир взвода Локотко сам сел на коммутатор и надрываясь кричал:
- Угра! Угра! Я Донец, я Донец! Вы слышите меня?
Только после ухода Умникова и Свирякова, минут через тридцать заговорили Хмельники. Умников с линии передал в штаб:
- Артобстрел прекращен. Сейчас будет говорить нормально Угра.
- Донец, Донец, я Угра! Вы меня слышите? Отвечайте - слышался голос капитана Мысина.
Локотко передал трубку командиру полка:
- Ну какая у вас там погода? - спрашивал Андреев.
- Пока тишина, товарищ первый.
Не успел Мысин окончить разговор с командиром полка, как дверь в землянку шумно распахнулась и влетел запыхавшийся связной:
- Товарищ капитан! От Знаменского большака идут три немецких танка, прямо в нашу сторону.
Мысин тотчас передал Андрееву:
- Заваривается каша. Думаем что жиров на эти котлы у меня хватит. Сам буду встречать.
Андреев пожелал Мысину успеха.
После разговора с Мысиным Андреев справился, как идут дела в остальных батальонах.

Капитан Мысин с одним взводом в 40 человек встретил немецкие танки. А следом под прикрытием этих танков шли колонны немецкой пехоты, выдерживая интервал между колоннами в 100 - 150 метров, ныряя как в волнах по глубокому снегу. В каждой колонне было не меньше 50 фрицев.

Вначале танки на ходу обстреляли деревню из зажигательных снарядов. В Хмельниках вспыхнул пожар. В пламени пожарища, окутанные едким дымом, мысинцы не дрогнули.
Капитан оставил в штабной землянке лейтенанта Дорошина, приказав ему поддерживать связь со штабом полка, а сам ушел к бойцам в траншею руководить боем.

За пулеметчиков Мысин не беспокоился: он знал, что за ними дело не станет. А вот ПТР - это самое главное. Упустят момент, знапчит нас танки раздавят, как мышей. Бойцы Лосев и Субботин методично, с хладнокровием, вели огонь из ПТР по танкам. Вначале один танк загорелся, а два оставшиеся пошли в обход, чтобы взять в кольцо Хмельники. Лосев подбил второй танк, но пулеметный ливень из подбитого танка сразил Лосева насмерть. Субботин был тяжело ранен.

Оставшийся последний танк, не сворачивая с курса, ворвался в деревню.
Увидев приближающийся танк, лейтенант Дорошин схватил 2 противотанковые гранаты, крикнув на ходу связисту Сабурову, что тот остается за него, и побежал на перерез танку. Добежав до сарая, Дорошин бросил одну гранату: танк повернулся на одной гусенице. Дорошин бросил еще одну гранату, танк задымился. Но сам лейтенант скрыться не успел, его настигла пуля.

Больше 2-х часов мысинцы вели неравный бой с противником. Фашисты не добились своего, ушли во-свояси. Больше 3-х десятков фрицев остались убитыми на поле сражения.

Капитан Мысин, до нашего прихода в Хмельники, считался командиром партизанского отряда, а лейтенант Дорошин его комиссаром и начальником штаба отряда. Этот отряд формировался при помощи надежных местных жителей. Они помогли Мысину собрать отряд из «зятьков», как тогда в шутку называли бойцов и командиров, которые ранеными были оставлены на Смоленщине во время отхода нашей армии осенью 1941 года.

Смоленский народ не побоялся захватчиков и приютил бойцов и офицеров, выдавая из за своих родных. Он хорошо знал, что за это укрывательство может быть расстрел или виселица.
И так, в тесном содружестве народа и армии, был организован маленький партизанский отряд Мысина. Не смотря на то, что фронт ушел к Москве, эта горстка бывших воинов не теряла надежду на победу и в глубоком тылу у немцев старалась хотябы чем-нибудь помочь своему народу.

Капитан Мысин поставил перед своими людьми такую задачу, чтобы из деревень, где находились партизаны, не было вывезено фашистами ни одного килограмма хлеба и мяса. Прежде всего он хорошо организовал разведку. Фашисты пытались обобрать эти деревни, но мысинцы, предупрежденные заранее связными, что должны в такой-то деревне появиться немцы, отрядом уходили в лес. Как только появлялись грабители, отряд нападал на них и не один молодчик был убит от рук партизан. Слух о действиях этого отряда стал далеко расходиться по деревням. Поговаривали, что это якобы корпус беловцев. Но в действительности корпус генерала Белова в это время был уже под Дорогобужем. И немцы больше не заглядывали в эти деревни. А когда наши войска повели наступление под Москвой, то немцам было уже не до них.

С приходом нашего полка капитан Андреев с комиссаром Марковым доложили командиру дивизии, что в Хмельниках находится небольшой отряд Мысина. Полковник Кучинев приказал Андрееву этот отряд не расформировывать, а оставить под командованием Мысина на своем месте. Все бывшие бойцы и командиры в торжественной обстановке вновь приняли воинскую присягу и поклялись быть стойкими до конца своей жизни. В первом же бою они с честью сдержали клятву.
Вот такова небольшая история отряда Мысина.

…Когда мы пришли на сборный пункт, Шпыревский лес уже был переполнен. Приведённые в боевой порядок дивизии ожидали приказа.
Пошел крупный весенний дождь. Под ногами шлепал и разлетался во все стороны наполненный водою снег. Тучи словно навалились на лесную чащу. Была беспросветная темнота. Кое-где по сторонам, то тут, то там вспыхивали ракеты, приглушенно доносились небольшие очереди пулемётной перестрелки. Молча, в ночной темноте, мы тронулись на восток.

Впереди шла 160 дивизия, потом штаб армии со своей обслугой, за ним наша 338 дивизия полковника Кучинева вместе с большим обозом раненых. Как мы с Умниковым радовались, что все же идём со своей дивизией, а 113 дивизия осталась прикрывать наш отход.

Организованно, в боевом порядке выходить из окружения нам пришлось только всего одну ночь. На рассвете, между деревнями Буславой и Беляевым нас встретили немецкие автоматчики. Завязался сильный бой. Заранее сформированный отряд, который должен был ликвидировать угрозу противника, понес большие потери. Но всё же мы, ещё не нарушая порядка, немного продвинулись на восток. Там нас встретил второй заслон фашистов ещё сильнее первого: немцы пустили в ход танки с превосходящими силами пехоты.

Наша колонна была порвана в нескольких местах. Я хорошо видел, как в этот бой пошел наш 1136 полк во главе с майором Андреевым. На перевес с винтовками в руках шли комбат лейтенант Конягин, старший лейтенант Хоняк, начальник штаба полка лейтенант Кобяков. Несмотряна то, что он был ниже среднего роста, я видел как он сшиб большого рыжего немца насмерть. Потом шли все остальные бойцы и командиры полка Андреева.

Итак, мы с 14 апреля навсегда расстались со своим полком и нам больше не пришлось встретиться с 338 дивизией полковника Кучинева.

Штаб армии оказался отрезанным от своих основных сил. Немного оставшихся людей было из 160 дивизии и из 338. В основном, штаб армии оказался только со своей обслугой. Так мы ходили трое суток подряд. К какой бы деревне мы не пытались выйти - нас везде встречали превосходные силы противника.

С большими боями и потерями мы всё же достигли населенного пункта Климов Завод. Тут мы пошли врукопашную. Эту операция возглавлял сам командующий. Немцы не выдержали нашей атаки и отступили. Но там мы потеряли начальника артиллерии 33 армии генерал-майора Офросимова Петра Николаевича, нашего дорогого товарища, бесстрашного солдата красногвардейца, как о нём сказал генерал Ефремов. Генерал Офросимов был правой рукой генерала Ефремова. Солидный мужчина почти такого же роста, что и Ефремов. У него была чёрная густая борода, аккуратно подстриженная, с кое-где пробивающейся сединой…

После трёхдневных атак командующий отвёл нас вглубь леса и дал отдых. Уселись мы перед овражком в молодом сосняке…

После памятного отдыха ещё двое суток вёл нас Ефремов по тылам врага на восток. И всё время этот поход был с боями.

19 апреля, на рассвете приблизились к реке Угре недалеко от села Слободка. За Угрой уже находились наши войска. Если бы не разлив реки, который был очень велик, мы бы перешли к своим. Пришлось опять вступить с фашистами в неравный бой. На этот раз была такая схватка, что дрались до последнего патрона и до последних сил. Но сила силу одолела. Ефремов в этом бою был тяжело нарен, но он отстреливался, последнюю пулю приберёг для себя. Так больше не стало нашего генерала.
Немцы бегали вокруг нас как шакалы, боясь, как бы мы не повскакивали и не пошли на них в атаку. С диким криком отбирали они не раненых бойцов и командиров, которым случайно пришлось уцелеть. Их выстраивали в небольшую колонну по три человека.

Мы с майором Карпенко лежали раненые. К нам еле волоча ноги подошел боец Кириллов. Он с нами попрощался и сообщил о смерти Умникова, что он погиб в последней схватке. Не успел он от нас отойти, как на него, словно ястреб, наскочил толстый обрюзгший немец и ударил его по голове автоматом. Кириллов упал к нам в ноги. А рядом стоял молоденький немецкий солдат и смеялся от души. Тут Кириллова подхватили двое наших бойцов под руки и они поплелись последними в строй. Немцы, выкрикивая одну и ту же фразу «русь шнель, рус шнель!», повели всех куда-то в лес.

Нас, раненых, собрали на опушке леса. Командный состав в одну сторону, а нас - рядовых и сержантский состав - в другую сторону. И так я распрощался с майором Карпенко…

Комсостав увезли не известно куда, а нас привезли в село Слободку и разгрузили прямо в церковь…

Текст №4

В отношении своего командира роты ст. лейтенанта Хоняка Павла Герасимовича, Андрей Иванович сказал, что видел его в последний раз лишь при выходе из деревни Высокое. В село Красное Хоняк не пришел со своим 1136 сп.
Не пришел в Красное и последний их командир полка майор Павел Андреев. Пришли в Красное лишь рядовые, сержанты и лейтенанты. Остальные бросили полк.

Борискин сказал… что в плену, в немецком концлагере в Рославле в июне - августе 1942 г. видел полковника-хирурга Жорова Исаака Соломоновича в роли водовоза для военнопленных и, что встречая Жорова в Москве после войны поинтересовался у него: не ошибся ли я? Жоров загадочно заулыбался и ответил, что правда, был он там, но разговор перевел на другие темы.
Больше у Борискина не возникало желания говорить с Жоровым на темы лагеря - слишком тяжело было вспоминать о днях плена.

В концлагерях Андрей Иванович вместе с Иваном Ивановичем Еременко - братом маршала Еременко А.И. принимал активное участие в деятельности антифашистских организаций военнопленных. За эту деятельность, как считает Борискин, советское правительство наградило его орденом Славы.

Ответ из аппарата маршала Еременко на письмо Борискина по поводу нахождения в плену с братом маршала:

Конверт письма:
Москва, А-239
Большая Академическая ул., дом ... кв. ...
Борискину А.И.

№№ б/ч
Москва, К-160/184

Текст письма:
Москва, А-239
Большая Академическая ул., дом ,.. кв. ...
Борискину А.И.

По поручению Маршала Советского Союза А.И.Еременко сообщаю, что узник концлагеря, о котором Вы пишете, не является родственником Маршала.
Речь идет, как видно, об однофамильце.

С уважением подпись В.Печоркин
«7» апреля 1964 года