33 армия. Воспоминания

Из письма к вдове полкового комиссара А.Ф.Владимирова Надежде Михайловне Владимировой.

… В окружении частично (помню) помнится:

С 10 апреля 1942 года над нами были разбросаны фашистами лестовки. Враг предложил командирам и солдатам сдаться в плен.
Я собрал роту и всем солдатам объяснил, что мы будем драться и стоять насмерть. Никакого плена. Завязались бои.

Меня назначили оборонять Молодены. Я с солдатами занял огневые.
Не помню точно день, но это было с 10 апреля по 13 апреля за рекой Угра недалеко от деревни Молодены.

В деревне, расположенной через реку Угра (не помню ее названия) поднялась стрельба и беготня людей от одной хаты до другой. Я в бинокль рассмотрел, что бегают солдаты в расстегнутых шинелях и в шапках с опущенными ушами (опущены клапана шапок), а затем отделилась группа солдат и перебежала через реку Угра (еще скованную льдом). Они по склону возвышенности нашего берега торопливо врассыпную двигались по направлению к нам, к деревне Молодены.

Я подал команду своей залегшей в снегу группе: «Приготовиться к бою!» И вот я поднял одну руку к верху, а в другой руке держу бинокль и в него смотрю кто же лезет по склону берега реки Угры к нам. Немцы это или свои?
Солдат своих я предупредил, что как махну рукой вниз - открыть всем огонь, по сделал выдержку. Думаю, пусть подойдут ближе. Если это будет враг, мы его скосим, а вдруг свои?

И что же я вижу: впереди поднялся и во весь рост идет генерал-лейтенант. Вижу четко по три звезды на каждой петлице и рядом пониже его (Ефремова), а роста тоже выского, в шинели, с красной звездой на рукаве и четырьмя шпалами в петлицах вижу полкового комиссара. Но был ли это ваш муж или кто другой не знаю.

Я сразу дал команду своим солдатам: «Отставить, не стрелять, свои» и тут же поднялся из снега. Был на мне белый маскхалат. Был на мне ручной пулемет Дегтярева, за спиной карабин, на боку наган и пара гранат.

Генерал-лейтенант увидел меня и направился в мю сторону. С ним и комиссар, за ними солдаты. Подбежал ко мне командарм и спрашивает: «Кто ты такой?» - Я ответил, что я старшина, командир группы, поставлен на оборону Молоден.

Тут же подходит ко мне комиссар, положил руку свою на мое плечо и (вновь) тоже спросил: «Кто ты?». Я объяснил и ему тоже самое, что и генералу, что задача моя не пустить в Молодены немцев. Комиссар повеселел, но в глазах его можно было прочесть какую-то тревогу.

Тут вдруг на нас полетели мины и стали рваться у первых хат Молоден. Генерал и комиссар, а за ними и их солдаты побежали за хату. Генерал вынул карту, посмотрел ее с комиссаром и все они побежали через поляну к лесу.

Последним за ними был капитан по званию (смуглый, не русский). Я спросил его: «Что случилось?». Он выругался и сказал мне, что чуть-чуть немцы не схватили генерала Ефремова и комиссара, но мы сумели отстреливаясь уйти в сторону Молоден. Сказал он мне так же: «Это хорошо, что вы здесь! Если полезут немцы, бейте их. Мы уходим в лес». Капитан этот был начальником Особого отдела 33 армии. Он охранял командующего и штаб 33 армии.

Я остался в Молоденах, вел наблюдение за деревней на том берегу, откуда выскочил командующий с группой солдат. Уже вечерело. Немцы подошли к реке Угре, что-то бегали и смотрели в нашу сторону. Я с солдатами дал по ним очередь из пулеметов. Они ушли от реки и скрылись в этой соседней деревне. В Молоденах мы продежурили за пулеметами двое-трое суток. Немцы на нас не пошли.

За мной мой командин военный инженер 3 ранга Ярковой прислал из леса посыльного с приказом оставить Молодены и срочно перебазироваться в лес к нему в район землянок армейского госпиталя.

Утром мы снялись из Молоден и направились в лес, в район землянок, где так же был склад с имуществом и снаряженим, а так же несколько автомашин. При подходе к складу, в котором в буртах в лесу было разное имущество (нам говорили, что много здесь и парашютов, а может быть набор разных комплектов парашютов), противогазы, хим. чулки, одежда и разное снаряжение, нас вдруг из леса обстреляли немцы.
Я дал команду: «За мной!». Атаковали склад вместе с сержантом Нестеровым, забросали этот склад бутылками КС (самовоспламеняющемся составом). Склад загорелся, мы отстреливаясь уходили в глубь леса, в район землянок (госпиталя). Там я догнал своего командира Яркового и своих бойцов.

Дальше мы вместе по мокрому снегу (начался дождь) шли по направлению к деревням Федотково, Морозово и другим.
Там командир пополнил мой отряд и назначил меня командиром группы прикрытия силой до одной роты. С этого момента я называл себя командиром роты группы прикрытия.
Мне была поставлена задача: на перекрестке дорог у деревни (не помню ее названия, но условно назовем ее Никитинки) по приказу генерала Ефремова и члена Военного Совета во что бы то ни стало задержать продвижение немцев хотя бы не менее как на 4 часа. Это мне запомнилось.

Мы продрогли, были мокрые, под ногами мокрый снег - «яичница», были совсем голодны (кушать было нечего). У нас давно кончились продукты.

Я принял группу человек 60, вооруженных пулеметами, карабинами, гранатами и ушел в указанный район на перекрестке лесных дорог. Немцы вели методический арт. минометный огонь, а время от времени налетный огонь.

Под покровом темноты мы заняли район обороны. Там в лощине я построил солдат кольцом, сам был в середине, и отдал им боевой приказ: «Будем драться до последнего человека, стоять будем насмерть, отступать некуда. Знайте, дорогие товарищи, где-то в нашей столице Москве рукой товарищи Сталина на карте отмечено кружочком, что мы здесь ведем бой, последний бой и решительный. Если мы все погибнем, то наши совестские люди, наши новые поколения вспомнят о нас, что нам было трудно и наше положение было безнадежным. Может быть в бою неравном мы все погибнем, но врагу не сдадимся. Пусть узнает об этом вся наша страна» - так говорил я в этом своем боевом приказе.

Я назначил себе 5 заместителей. Каждому из них приказал: «Убьет в бою меня - заместитель станет командиром, убьет заместителя - его заменит второй, третий, четвертый, но боем руководить до последнего человека, сражаться стойко, не пропустить врага в тыл к командарму.

Рассредоточил солдат и мл. командиров, занял наиболее выгодные позиции, указал ориентиры, распределил места пулеметчиков, чтобы огонь вести перекрестный.

Свою группу я разбил на две группы. Одной командовал я сам, а другой воентехник Сафонов, которого выдвинул на левый фланг. Так заняли мы ночью боевые позиции, приготовились отразить врага, которого ждали утром, т.к. ночью немцы не лезли в бой. Лежали мы на мокром снегу, прикрывшись кустарником, росшем на опушке леса, маскируясь еловыми веточками. Продрогли, позамерзли, мучил голод. Ночь подходила к концу. Чтоб не выдать себя мы молчали.

Я почувствовал (к утру начался заморозок), что ноги замерзли, портянки мокрые, одежду сковало морозцем, и шепнул своему заместителя Нестерову, что на пять минут я отползу назад метров на десять-двадцать, переверну портянки, т.к. сильно замерзли ноги.

Отполз, успел переобуть одну лишь ногу, перевернул портянки, хотел только снимать сапог с другой ноги, как вдруг послышались в воздухе шипение и визг, массовый визг. Это был залповый массированный огневой арт. минометный огонь. Он лег прямо на наше расположение. Взрывы снарядов и мин сотрясли под нами землю. Я бросился вперед к солдатам. Но один снаряд рванул рядом со мной, меня сбило, оглушило, на полу раскинутой шинели упал раскаленный осколок, но сознание я не потерял.

В горячке вскочил и вспомнил, что командир, попавший под сильный арт. огонь обязан рывком немедленно вырваться из-под обстрела - так гласил Полевой Боевой устав пехоты. Я громко закричал: «Встать! За мной бегом!». Оглянулся. Вместо 60 бойцов бежало только человек около 3-х десятков. Остальные были накрыты и поражены огнем. Оказывается, это место немцами заранее (до нашего появления здесь) было пристреляно. Вот почему точно на нас легли мины и снаряды.

Уже светало. Мы змейкой, держа оружие наготове двигались к группе Сафонова. Вдруг навстречу редкому лесу показалась колонна в белых халатах. Пригляделся хорошо и вижу, что трое впереди идут без халатов в стальных шлемах с рожками, через плечи надеты на ремнях цилиндрообразные, рубчатые противогазы. Я разглядел их - это немцы. Сразу же подал команду своим бойцам: «С фронта немцы. Огонь!». Около трех десятков пулеметов и карабинов ударили в одно мгновение в немецкую колонну. Немцы повалились как снопы, разбросанные бурей. Тут же я повторил свою команду: «Огонь, огонь, огонь!». Массовый ружейно-пулеметный огонь в течение нескольких минут нанес немецкой колонне значительные потери, немцы падали убитыми, ранеными и живыми в страхе неожиданности, долго не отвечали нам.

Но вслед за первой колонной немцев пришла вторая, третья колонна. Они полукольцом оцепили нас и открыли сильный по нам огонь. На огонь мы отвечали огнем и так в течение всего дня. Образовалась непреодолимая линия между нами и немцами на перекрестке лесных дорог вблизи деревни (условно Никитинки).

Я установил, что у нас заканчиваются патроны и приказал по цепи стрелять через одного, экономить патроны, а сам послал солдата с письменным донесением ползком в свой тыл, где километрах в двух от нас был командир Ярковой и комиссар (уже не Молько), а был кто-то другой и с ними 7 человек десантников-автоматчиков младших лейтенантов. Я вызывал их на помощь к нам и просил ящика 2 патронов. Командир Ярковой получил донесение, в котором я просил прибыть всех ко мне. Много набито немцев, но подходят их резервы, а у нас кончаются патроны, да и в живых нас осталось мало.
Командир незамедлил, сам с комиссаром и семью автоматчиками пришли, принесли патроны и хорошо нам помогли.

До глубокой ночи мы вели бой. Я поднял бойцов в атаку, мы добили немцев и где-то часа в 2 ночи бой стих, только стояли стоны раненых фрицев. Мертвые молчали. Я почувствовал вдруг, что во мне все болит, в голове шум и звон, подкашиваются ноги, напрягал последние силы.

На рассвете почувствовал, что кто-то трет мои уши, трет нос, считает. Открыл глаза. Надо мной стоял мой командир Ярковой и говорил: «Вставай, вставай старшина, вставай дорогой, победа!». Я смутно подумал, что кончилась война. Огнем пронзило мое тело. Я рванулся, пытаясь встать, но спина и ноги мне не подчинялись. И все-таки, собрав все силы, приподнялся. Болит ужасно все тело, в ушах звон, шум.

Я обвел вокруг глазами. Полно солдат. Восхищают шум и разговор, куча немецких солдатских книжек, их погоны в том числе и офицерские, петлицы со знаками. Это набрали наши солдаты с убитых немцев. Так приказано было собирать с убитых немцев документы, погоны, петлицы. Это было на вторые сутки, а нам приказано было задержать их не менее как на 4 часа.

Как ни было трудно, а все-таки мы здесь, на перекрестке дорог у деревни (условно Никитинки) победили малыми силами, много набили врага, выполнили приказ командарма, приказ комиссара, приказ Родины, приказ своего сердца! Вот этот бой был в нашу пользу и произошел он по моему 17 апреля 1942 года.

Командарм узнал об этом и с похвалой отозвался о нас, даже говрили тогда, что он дал распоряжение представить к наградам нашу (мою) группу и одновременно дал указание нам прибыть в Шпыревский лес. Очевидно он рассчитывал на нашу помощь, и мы искренне стремились оправдать его доверие. Доказательством этого была его похвала в наш адрес и доверие и честь прибыть в его распоряжение в Шпыревский лес.

Мы собрались после этого боя, многих потеряли. Мой заместитель Нестеров оказался с оторванными в бою пальцами на одной руке. Руку перебинтовал я ему наспех. А в бою, представьте, с окровавленной рукой он, не покидая самообладания и умалчивая о нестерпимой боли находился рядом со мной и с одной руки из пистолета расстреливал в упор немцев. Разве это не герой?

С победой из-под деревни (условно Никитинки) мы малой группой поспешили в Шпыревский лес. По пути видели загоравшиеся зеленые ракеты. Пускали их немцы.

Вот дошли до одной деревушки, в которой стояла церквушка с крестами, на колокольне станковый пулемет, недалеко на пригорке дымила русская солдатская кухня. Мы подошли к ней, подошел к нам неизвестный подполковник.
Кого-то из наших потянуло за язык, кто-то заговорил с ним и объясняет, что нас вызывает командарм Ефремов в Шпыревский лес.
Он ответил, что знает что слышал по телефону и говорит нам: «Вы голодны, а у нас обед есть». Мы все обступили кухню.
Повар, какой-то солдат зачерпнул черпаком горячую воду, в которой было засыпано зерно ржи, и налил нам по одной крышке с котелка. Мы понемногу похлебали с удовольствием, а затем этот подполковник нам предложил здесь, на пригорке отдохнуть. «Ведь вы устали» - говорил он нам.

Все было согласились, но мне показалось, что нельзя нам здесь останавливаться на очень видном месте, так подсказывали мне мои знания, и я увел всех в глубь леса, в лощинку. Выставил посты, поставил задачу боевым расчетам и расставил их по указанным оприентирам для круговой обороны. Солдаты развели костры, в котелках стали варить по дороге нарубленное с вытаинных из-под снега убитых лошадей дохлое мясо - конину. Они кипела, пенилась, воняла, но есть ее было надо, иначе голодная смерть.

А знаете, мое чутье оправдалось. По нам со стороны той кухни и блиндажа залитого водой ударили вражеские пулеметы. Я сразу крикнул: «К бою, в ружье!». Все побежали по своим боевым расчетам, дали дружный отпор. При этом был убит ст. лейтенант Новоселов, тяжело ранен в обе руки и в грудь старшина Кравцов и другие. Я успел из карабина уничтожить немецкого пулеметчика, а рядом с ним положил и других.

Командир Ярковой тем временем увел группу в глубину леса. Я отстреливаясь уходил и по следам в снегу догнал их. В небо снова взлетали слева зеленые ракеты. Немецкие диверсанты пробирались по лесной чаще к Шпыревскому лесу. Снег был разбит, мокрый, идти было трудно, но мы медленно шли, шли, шли. Нас обстреляли еще раз на пути движения, мы дали ответные очереди и снова шли.

Затем мы дошли до брошенных подвод с ранеными и убитыми, которыми никто не управлял. Раненые были безнадежны, тяжелые, у которых не было и признаков на выживание.

Близко слышен был бой, трещали пулеметы, автоматы, били карабины и пушки, а затем постепенно затихло все.

Из Шпыревского леса вышла группа солдат. Впереди был высокий полковник, тот самый, который десяток дней назад (примерно) был у нас в Молоденах и обещал мне привезти и вручить партийный билет. Я был еще под Москвой принят в кандидаты ВКП(б), а потом мы пошли в наступление и долго меня не находили политорганы. Это и был верояно ваш муж полковник, т.е. полковой комиссар. Он нам тогда с грустью объяснил, что при первой попытке удалось прорвать первую линию окружения, а на второй в «долине смерти» они попали в сильный огонь, закопанные танки не дали возможности пройти.

Где-то или 2500 человек, или 3500 человек, т.е. штыков и автоматов вместе с генералом Ефремовым погибли, но не прошли и только человек 300 возвратились с полковником таким высоким по виду, и встретились с нами.
Мы ему доложили обстановку своего боевого пути, что мы выполнили приказ командующего: по его приказу прибыли в Шпыревский лес, в распоряжение генерала Ефремова М.Г. Но было поздно. Сказали нам, что он убит.

Высокий полковник нам приказал разбиться на мелкие группы и попытаться вырваться из окружения на восток.

К вечеру снова начался заморозок.

Мы разбились на группы и в разных направлениях самостоятельно стали пробиваться к своим: кто на восток, а мы (моя группа) на запад, навстречу врагу, где нет постоянной линии обороны немцев.

Мы несколько раз преодолевали водные преграды, а затем в следующую ночь меж двух возвышенностей и деревушек на них в низине, залитой водой, по горло в воде, неся оружие над головой пошли на штурм смертельного рубежа.
Немцы обнаружили нас, осветили ракетами (возможно и прожектором), открыли огонь и потопили свыше сотни солдат.

Только нам, 14 бойцам вместе со мной удалось ступить на берег, углубиться в лес. В землянке выкрутили от воды свою одежду и снова пошли.

Новые колонные немцев шли по дорогам на восток расправляться с ефремовцами. Мы проскакивали между ими незамеченными.
Собрались по ту сторону в лесу меж кустарников развели костер, чтобы обсушиться, ведь мокрые были до костей, голодные как волки. Нашли кости конские, нарубили мослов и стали варить в котелках. Я приказал быстро протереть оружие от воды и песка и разобрал свой пистолет. Только протер его и стал собирать, как сзади раздалась речь: «Стой рус, хальт, стой, стой!». Я оглянулся и увидел: в стороне кто-то в гражданском замахнулся рубить топориком конский мосол и в это время немцы подошли и закричали на него: «Стой, стой! Рус, хальт! Стой, стой!».
Я крикнул: «К бою!». Все расхватали оружие и в рассыпную по кустам. Затем опомнились. Я собрал всех 14 и повел рассосредоточенно вновь к этому месте, чтобы расправиться с немцами. Но их уже не оказалось. Они смылись.

Мы продолжили путь на запад, в мае переправились на лодке через Угру и пошли на запад в поисках партизан. В движении, в стычках с карателями теряли товарищей и остались втроем. Москвичи Осипов Михаил Михайлович, ст. лейтенант, начальник штаба связи; Полежаев Владимир, шофер и я - Рыльцов П.З., бывший старшина и командир отдельной роты группы прикрытия.

Шли все глубже на запад в надежде встретиться с партизанами. Прошли Красную Рощу. Там партизанский отряд был разгромлен немцами. Затем пришли в Карманевские леса и болота у деревень Сорокино, Никольское, Карманово.

Случайно набрели на нашего разведчика Комарова Кирилла, выполнявшего задания (разведчика) Западного фронта. Он нас принял к себе. С ним мы делили тяжелую судьбу. Каратели окружили и уничтожили нашу группу. В живых остались Рыльцов и Самарин Геннадий.

25 августа 1942 года в период наступления Красной Армии нас обессиленных, голодных, завшивленных в лесу обнаружили и подобрали разведчики. В составе 22 человек мы пересекли фронт.

О нас навели справки. Мы попали в новое формирование и я получив 60 бойцов ушел снова на фронт старшиной 216 отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 119 сд 4 ударной армии. Шел с боями в наступление, освобождал Ельню, Смоленск, Белоруссию, Литву, Латвию, Румынию…