YOUR WEBSITES NAME
Дневники и воспоминания (РККА)
Воспоминания
Снеткова Ильи Александровича
910 артиллерийский полк 338 сд
Снеткова Ильи Александровича
910 артиллерийский полк 338 сд
Текст №1
Письма Снеткова Ильи Александровича, политрука 910 ап
к врачу 432 медсанбата 338 сд Фурашову Владимиру Афанасьевичу
…
Уважаемый Владимир Афанасьевич.
Извини, что долго не писал. Очень болел. О моей встрече с тобой в ресторане я рассказал своей жене и сыну, рассказал, как вы мне делали обработку раны на левой ноге выше колена изнутри, разрывной пулей. Это было в селе Слободка в церкви, в маленькой комнатушке.
Семья была удивлена вашей памяти, а ведь сколько лет прошло…
Владимир Афанасьевич! Вы помните,
как у церкви хоронили командарма Ефремова;
помните, как у церкви за проволокой, за уборной немцы расстреляли комсомольских работников в кожанках;
помните, как везли 19 или 20 апреля начальника артиллерии армии Афросимова, раненого на двуколке в немецкий штаб села Слободки?...
Текст №2
Примечание Митягина: очень большой враль!
…Бои в окружении под Вязьмой
Моя гаубичная батарея 910 артполка обороняла д.Дорки. Я, как комиссар батареи, нес ответственность за оборону наравне с командиром батареи.
Был такой случай. Под вечер первой половины февраля 1942 г. я с двумя бойцами объезжал на лыжах линию обороны.
В 150 метрах от траншеи за кустом ольхи мы заметили следы немецких сапог, окурки сигарет и примятый снег. Значит здесь была разведка противника. Утром надо ждать «гостей». Решили устроить засаду.
В 6 часов утра засада замаскировалаьс на опушке леса. Перед нами идёт тропа, по которой пройдут фашисты. В засаде участвовали: я, мл. лейтенант Яроцкий, 11 человек бойцов. Вооружение было: 1 ручной пулемет, 2 автомата и 10 винтовок. Немцы не заставили нашу засаду долго ждать, появились на тропе. Их было около роты.
Не заметив засаду, противник остановился против нас и начал готовиться к атаке на деревню. Свои ранцы и шинели они сложили на тропе, собрались в атаку в одних френчах. В это время я подал команду «Огонь!». Заработал наш пулемет, застрочили автоматы, защелкали винтовки. Немцы, застигнутые врасплох, бросились в заросли кустов ольшаника, стали удирать, волоча за собой убитых и раненых. На подмогу нам прибежали бойцы из деревни. Но фашисты уже удрали в сторону Знаменки.
Мы в качестве трофеев подобрали ранцы и шинели, а так же ручной пулемет, 3 автомата, 7 винтовок. За эту операцию командование 910 ап представило Яроцкого и меня к награждению орденами «Красной Звезды», а бойцов к медалям «За отвагу».
После разгрома фашистов из засады мы приняли меры к укреплению обороны деревни Дорки: выдвинули линию обороны на один километр. Противник не беспокоил нас целую неделю, но потом пошел в атаку на наш гарнизон деревни Дорки. Атака нами была отбита.
Два фашистских танка, застрявших в снегу в 200 метрах от нашей линии обороны, были подбиты орудийными расчетами сержантов Назарова и Голикова. Немцы потеряли в этом бою 13 человек убитыми. Много было у них раненых. Наши потери: 7 человек ранены. Был ранен младший лейтенант Яроцкий, руководивший этим боем. Снова настала тишина.
Гибель хоз. батареи
От станции Износки на запад расположен совхоз Кобелево. Не доезжая 2-3 км до совхоза стоит деревня Березки, где в феврале 1942 г. располагалась хоз. батарея 910 ап. С ней вместе пристроилось отделение счетверенного зенитного пулемета, установленного на машине ЗИС-5.
В одну из февральских ночей прибыл в деревню Дорки посыльный и передал мне приказ комиссара 910 ап батальонного комиссара Загоруйко Никиты Иосифовича о том, чтобы я срочно прибыл к нему в деревню Беляево с четырьмя разведчиками в полном вооружении. Я тут же прибыл в Беляево. Комиссар Загоруйко Н.И. сообщил мне, что хоз. батарея полка в деревне Березки подверглась нападению немцев и от нее нет никаких известий. Загоруйко приказал мне выяснить что там произошло с батареей и обо всем доложить ему.
Я запряг лошадь в сани и с тремя разведчиками поехал в деревню Березки. Достигнув середины деревни, мы заметили крытые немецкие машины. Круто повернув лошадь назад, мы погнали ее во весь опор. Выехав из деревни мы заметили, что немцы опомнились и открыли по нам огонь. Лошадь упала, мы, соскочив с саней, отстреливаясь, побежали в лес, в сторону Кобелева.
В деревню Беляево мы пришли утром, так ничего и не узнав о положении хоз. батареи. Комиссар Загоруйко был мною недоволен и снова повторил приказ и потребовал его выполнения.
В следующую ночь в том же составе мы поехали в Березки. Не доезжая до деревни около одного километра на опушке леса мы оставили лошадь и ездового, а сами втроем огородами пошли в деревню. Зашли в крайний дом, постучали в окно. Хозяева нам открыли дверь. Мы зашли в дом и стали расспрашивать жителей о судьбе батареи.
Из рассказа хозяев дома мы следали следующий вывод: командование хоз. батареи, расположив людей в домах деревни, увлеклось снабженческими делами и забыло, что они на войне, все забыли о бдительности. Посты на дороге и к лесу в сторону противника были не выставлены, дозоры так же отсутствовали. Охрана подвижного состава отсутствовала, не было поста у зенитной пулеметной установки. Бойцы в домах спали разутые и раздетые как дома в мирной обстановке. Вся охрана заключалась лишь в парном патруле вдоль деревни. Отсутствовали даже дневальные в домах.
Немецкая разведка установила, что охрана отсутствует. Фашисты ночью со стороны огородов через лес подошли к деревне и атаковали ее. Захватив зенитно-пулеметную установку, ударили из нее по домам и улице деревни. Бойцы батареи, застигнутые врасплох, метались по улице от дома к дому, полуодетые, ища спасения, но их настигали пули немцев. Много людей погибло, много попало в плен. В этой деревне погиб и инструктор пропаганды 910 ап. Так из-за потери бдительности погибла хоз. батареия.
Утром я доложил эту печальную историю комиссару Загоруйко. У меня текли слезы. Комиссар Загоруйко уронил голову на стол, зажал ее руками, да так ее и не поднял, пока я не ушел из дома к себе в деревню Дорки.
Вторая батарея
Запомнили немцы и 2-ю батарею, которой командовал ст. лейтенант Харитонов. Вторая батарея в течение марта месяца обстреливала дорогу Вязьма - Юхнов. По этой дороге немцы снабжали свои части боеприпасами и продовольствием. От удачных попаданий снарядов этот участок дороги был завален битыми машинами и повозками. Немцы вынуждены были делать большой объезд этой части дороги.
В секторе обстрела батареи стояла небольшая деревушка, в которой была спрятана новая реактивная установка немцев, стреляющая без звука, причинявшая нашим тылам много неприятностей.
Командир 910 ап капитан Белевич И.А. приказал командиру 2-й батареи Харитонову уничтожить эту установку немцев. Полковая разведка обнаружила это оружие, спрятанное в срубе в деревне.
Харитонов подготовил данные и открыл огонь. За 20 минут снаряды 122 мм гаубиц разнесли в щепы сруб и эту пусковую установку с ее прислугой. Так перестала существовать новая немецкая реактивная установка. Наши тылы стали чувствовать себя спокойнее.
Батарея покидает Дорки
В первой половине марта 1942 г. я покинул батарею ст. лейтенанта Корнеева, которая обороняла Дорки. Меня назначили инструктором пропаганды 910 ап.
После моего ухода из батареи немцы атаковали деревню Дорки со стороны Пожошки и Шумихино большими силами пехоты и танков. Батарея была не в состоянии устоять, силы были не равны. Пришлось отступить на Красное. Орудия пришлось подорвать, машины и тягачи, стоявшие без бензина, сожгли.
Батарея понесла тяжелые потери. Был убит старшина пищевого блока, был ранен мл. лейтенант Яроцкий, ранена санитарка Катя. Остальные бойцы были распределены по другим батареям как пополнение.
Неравный бой
Командир 1-й батареи ст. лейтенант Симонян получил прикза от командира 1-го арт. дивизиона капитана Юношева задачу: уничтожить миномет и наблюдательный пункт врага, засевшего в деревне Блохино, не дававшего продвигаться нашим обозоам по дороге Цынеево, Хмельники.
Командир 1-й батареи за 30 минут подавил фашистский шестиствольный миномет, разбил НП врага, но фашисты засекли батарею и решили отомстить. Они открыли ураганный арт. огонь по огневой позиции первой батареи, но ее уже там не было, она перекочевала в район деревни Александровка на западном берегу у переправы через реку Угру.
Перед выходом из окружения 1-я арт. батарея отбила много атак фашистов, мешавших нашим частям переправляться на восточный берег реки Угра в район леса у деревни Красное. В этих боях с 9 по 11 апреля 1942 г. батарея подбила 3 танка врага и уничтожила много гитлеровцев.
Немцы бросили еще 5 танков и до роты автоматчиков. В неравном бою батарея понесла тяжелые потери: орудия были раздавлены танками врага. В этом бою погибло много батарейцев, погиб и сам командир батареи. Немногим удалось спастись и присоединиться к полку. Батарея и ее командир погибли, но задачу свою выполнили.
Инициатива Чекуновой
Командование 910 ап, боясь вспышки тифа в подразделениях, принимало меры к его предупреждению и защите от возникновения. На помощь пришла инициатива санинструктора 2-й батареи Чекуновой Нинели Михайловны, которая организовала банно-санпропускник. Вырыли в земле и оборудовали помещение для мыться людей горячей водой. Организовали пропарку белья и одежды от вшей, стирку белья и бинтов, портянок. Эта инициатива 17-ти летней девушки помогла избежать возникновения тифа в полку. Санинструктор Чикунова 17-ти летней школьницей добровольно ушла на фронт. Она из Москвы. Сейчас она жива и здорова, работает, вырастила детей, растит внуков…
Обстановка перед выходом из окружения
Обстановка обострялась. В частях кончились все продукты. Обмолотили и поели всю рожь, оставленную в стогах, поели убитых лошадей. У населения продуктов не было, они сами голодали.
Горючего не было, машины стояли на приколе, потом их мы уничтожали. Орудия перетаскивали на себе, потом тоже пришлось их оставить в лесу западнее деревни Красное, закопать там.
Очень много было у нас раненых, медикаментов не было. Люди умирали от ран и голода. Помню, как я обходя раненых своего полка, лежащих в деревнях, собирал для них по кусочку хлеба, по щепотке махорки среди командиров и солдат. Все это я как гостинцы передавал раненым. Раненые были очень рады каждому моему приходу и я частенько посещал их.
Помню как самолет У-2 сбросил на поле 40 ведерную бочку спирта и большой тюк шоколада. Бочка разбилась, спирт пропитал снег. Я взял с собой двух бойцов, дал им по ведру и сам взял ведро. Мы пошли на место, где разбилась бочка со спиртом. Набрали мы том с утрамбовочкой 3 ведра мокрого пропитанного спиртом снега, растопили его и воду со спиртом раздали раненым.
Потом в следующий раз набрали этого снега, пропитанного спиртом, побольше. Этот снег таял и этой водой промывали раны и мыли бинты.
Гость из штаба фронта
В начале апреля к нам в окружение прилетел на самолете У-2 представитель штаба Западного фронта по званию полковник, котоырй собрал командно-политический состав штабов частей и соединений на совещание. Он ознакомил нас с положением на фронтах и в тылу.
Предложил он нам план выхода из окружения через партизанский район на Киров и на соединение с 10 армией. Сообщил он нам, что штаб Западного фронта рекомендует прорываться своими силами.
Ему был задан вопрос: нам немцы предъявили ультиматум до 9 апреля сдаться в плен, а если не сдадимся, то мы будем уничтожены. Полковник из штаба фронта ответил: это дело вашей совести. Я ничего вам сказать больше не могу. После совещания он улетел. Ультиматум нами был отвергнут.
9 апреля 1942 г. немцы пошли со всех сторон в наступление по уничтожению нас.
Командарм избрал путь более короткий: выход на восток в район действий частей 43 армии.
Подготовка к выходу и выход
Нами было уничтожено все то, что мы не могли взять с собой. Тягачи, машины были уничтожены, орудия закопаны в глубоких котлованах в лесу под деревней Красное, к реке Угра.
Были сконцентрированы в один обоз раненые и медперсонал. Распределили скудные остатки продуктов, привели в порядок одежду и обувь, раздали патроны к оружию.
Выход осуществлялся в 2 эшелона: первый эшелон 338 и 160 сд. Эту колонну вел сам командарм. Второй эшелон 113 сд, часть 160 сд, а в середине санбаты с ранеными.
Последний срок выхода был назначен на 14 апреля 1942 г.
13 апреля в 23 часа пошли на выход. Шли всю ночь. Ночь была темная. Шли лесом без приключений.
Рано утром 14 апреля 1942 г. достигли дороги д.Беляево - д.Буслава. Здесь наткнулись на засаду немцев, которые открыли по колонне огонь из пулеметов и минометов. Бой длился не долго. Засада была сбита, а головные части колонны продолжали движение к деревне Родня.
Часть первой группы была отрезана на дороге Беляево - Буслава. Немцы отрезали так же и обоз с тяжело ранеными. Раненые подверглись истреблению. Больные и раненые, а так же медперсонал, как потом рассказывалось очевидцами, дрались до последнего патрона с фашистами.
После того, как наша часть эшелона была отрезана от передовой части первого эшелона на дороге Беляево - Буслава, стрельба прекратилась и со стороны немцев. От немцев пересекли дорогу и подошли к нам наши русские военнопленные, которые переметнулись к немцам. Они стали нас уговаривать сдаться в плен, но никто не согласился с ними. Так и разошлись.
Колонна наша, отрезанная немцами от основной колонны, повернула назад и пошла в другом направлении. В это время я встретил раненого комиссара 910 ап Загоруйко Н.И. Он лежал в санях. Я передал ему шоколад, поговорил с ним. Загоруйко сообщил мне, что приказом по 33 армии мне присвоено званием старшего политрука, номер приказа я не запомнил.
Комиссар Загоруйко еще сообщил мне, что командира 910 ап майора Белевича И.А. застрелил в ссоре ст. лейтенант (фамилию его я уже забыл). Одни говорят, что это сделал Харитонов, другие - что это дело рук ст. лейтенанта Чеботарева. После разговора с Загоруйко я пошел догонять колонну и комиссара полка больше никогда не видел.
Шли лесом весь день. К вечеру вышли к какой-то дороге. Там у нас произошел бой. Немцы перейти дорогу не дали и мы вернулись на исходные позиции и ждали ночи.
В это время на нервной почве у меня перестали действовать обе руки. Они повисли как плети. Сержант и бойцы нашего полка заправили мои руки в карманы шинели, чтобы руки не отмерзли, привязали к поясному ремню веревку, а конец ее к саням. Сами они шли со мною рядом и поддерживали меня во время движения ночью.
В ночь на 15 апреля 1942 г. колонна двинулась, куда - я не знал. На месте остался мл. лейтенант Яроцкий и какой-то капитан. Я его в темноте не узнал. Оба они были смертельно раненые. Колонна шла всю ночь. Ночь была темная, шли мы очень тихо, шли след в след.
Перед рассветом мы вышли на дорогу, ведущую в Ново-Михайловку. На дороге была засада. Немцы же беспечно спали в блиндажах у орудий. Два орудия были поставлены на дороге - одно от другого метров на 200.
Колонна остановилась, от головы колонны передали шепотом (от одного другому) имена 2-х девушек, которых вызывают вперед. Этим двум девушкам дали по бритве, переодели их в телогрейки и валенки, повязали они головы платками. В таком виде они направились к орудиям, где стояли часовые. Часовые остановили девушек, спросили, куда они идут, а потом поволокли каждый по девушке в свою сторону. Они повалили их в снег и решили «потешиться вдоволь» - изнасиловать их, но вдруг по горлу одного, а вскоре и другого из немцев прошлись бритвы. С часовыми было все покончено. Спящие расчеты в блиндажах были тих уничтожены.
Колонна ринулась по дороге в Ново-Михайловку, где отдыхала какая-то боевая немецкая часть с передовой, отведенная сюда. Немцы в деревне спали. Наши бойцы напали на них на спящих и били их сонных без пощады. Впрочем, это был не бой, а мясорубка. Шум, поднятый нами в деревне, дошел до передовой.
С передовой немцы выслали отряд с танками, завязался бой. Немцы стали нас теснить, выбили из Ново-Михайловки, раздвоили нашу колонну.
Головная часть ее прорвалась к деревне Жары, а вторая часть за Жарами была повернута немцами на деревни Дегтянка, Горнево.
Тогда и началась наша группировка рассыпаться на отдельные группы и пробиваться на соединение со своими отдельно.
Группа ген. Бодрова от деревни Морозово, Медведево, через совхоз Кобелево пробилась к своим в районе действия 43 армии (д.Бочарово, д.Березки).
Группа полк. Кучинева повернула на запад и стала пробиваться к своим в другом месте.
Группа Коншина, Степченко, Молчкова, минуя деревню Пожошка и село Слободка, пересекли дорогу Знаменка - Юхнов и направились в партизанский район майора Жабо.
Часть группы ген. Ефремова пробивалась на восток к 43 и 49 армиям.
Что же произошло со мной?
К утру 15 апреля 1942 г. у меня стали действовать руки, но случилась новая беда. Двое суток в сапогах находилась у меня снеговая холодная вода. Сапоги были худые. У меня перестали действовать ноги. Я не мог стоять на ногах, падал. Холодная, ледяная вода так действовала, что крось ниже колен не поступала.
Сняв сапоги, я целый день ноги растирал снегом. Все наши ушли, бросили меня. Обидно было. Наконец, растирание снегом ног подействовало - ноги «загорели», отошли.
Настала темная ночь, собрался, пошел на восток, перебрался через речку. Слышны были голоса наших людей на передовой, слышно было ржание лошадей и покрикивание на них возничих-ездовых.
Вдруг я услышал покашливание человека и пошел на него. Это оказался на «ничейной земле», ничейной полосе, немец из передового боевого охранения. Из автомата он полоснул в меня разрывными пулями. Одна попала в ляшку левой ноги. Вот я и отвоевался.
Утром я пришел в себя. Весь в крови. Подошли немцы, дали 2 палки и привели на мельницу, где меня перевязали, а 17 апреля отвезли в село Слободку и впихнули в церковь, где наших было полно.
Что было в церкви?
Прежде чем меня втолкнули в церковь, они привезли меня к генералу, который спросил меня, участвовал ли я в нападении на спящих немцев в деревне Новая Михайловка. Я ответил, что не участвовал, так как у меня не работали руки. Генерал сказал: «Ах так! Значит, если бы у тебя руки были здоровые, то тоже убивал бы спящих солдат?». Он приказал конвоиру меня расстрелять. Конвоир сказал генералу, что я ранен в ногу разрывной пулей «дум-дум». Генерал сказал «Кирха!», что означало - в церковь! И я оказался в церкви.
Церковь была полна раненых и больных тифом. Здоровых ребят гоняли в лес на работы, а когда они приходили с работы, то просто ходили по раненым. Люди мерли как мухи от голода, ран и тифа.
В церкви была комнатушка, где врачи делали перевязки.
На встрече ветеранов-ефремовцев я встретил врача, который делал мне перевязки. Он вспомнил меня, сказал куда я был ранен и в какую ногу и чем. Этого врача я тоже вспомнил. Его звали Фурашов В.А… Он меня знает с того времени.
В этой церкви я встретил политрука Соловьева, политрука Грачева. Они были ранены, старшего политрука Зубкова, Нинель Чикунову и др.
Похороны генерала Ефремова
19 апреля 1942 г. в церковь привезли тело командарма. Все мы: раненые и здоровые выползли к вырытой ребятами для него могиле, все бросили в могилу по горсте земли. Засыпав могилу землей, вбили над могилой колышек, на колышке прибита дощечка с надписью: «Здесь похоронен командующий 33-й армии генерал-лейтенант Ефремов Михаил Григорьевич».
Знают ли об этом их родные?
Пленными оказались 2 армейских комсомольских работника. Один в кожаном пальто, другой в форменной шинели; оба носили в петлицах по три кубика, двое с них были среднего роста. Всех их немцы расстреляли у нас на глазах у церкви. Их похоронили за проволокой за церковью. Смотри чертеж.
Армейского переводчика, по национальности еврея (высокий, лицо худое, нос большой, на петлицах его, кажется, было по 2 кубика) немцы сдали в Смоленске на станции.
Начальника артиллерии 33 армии генерал-майора Офросимова я видел. Я видел, как его 19 апреля везли на двуколке к немецкому штабу корпуса. О судьбе его могут знать хозяева дома, где размещался штаб.
Нас, раненых, увезли на машинах в Вязьму, легкораненых отправляли тоже в Вязьму. Из Вязьмы всех пленных эшелоном отправляли на Запад. Жуткая была картина в эшелонах в пути на Запад. Если это представляет интерес, могу об этом кошмаре написать.
Текст №3
Служил я в 910 арт. полку 338 сд комиссаром 5-й гаубичной батареи 122 мм орудий. Уже в окружении меня назначили инструктором пропаганды 910 арт. полка.
11 апреля 1942 года немцы предприняли удачный прорыв танками на 1-ю батарею нашего артполка, раздавили мат. часть и уничтожили почти всех бойцов, обслуживающий её. Батарея располагалась восточнее Александровки, ближе к реке Угра в направлении на Коростели.
Получив указание на выход в район Шпыревского леса, мы двигались по дороге в сторону села Красное. На восточном берегу р. Угры, пройдя от неё на расстоянии километра, после мелкого кустарника, на подъёме, войдя в старый сосновый лес, мы закопали оставшиеся у нас орудия с левой стороны дороги, а с правой, в 10 - 15 метрах был закопан большой ящик обшитый железом и окрашенный зеленой краской. В этом ящике были документы нашего артполка. Закапывали его на глубину сантиметров 70, сверху замаскировали (это район высоты 199.1).
После войны я узнал, что орудия были выкопаны нашими частями в период наступления 1943 года. Что стало с документами - не знаю.
Двигаясь в направлении на лес южнее Шпырево, прошли Жолобово. В Шпыревском лесу кроме нас уже были сосредоточены другие части армии.
Долгое время ждали, когда подойдут подразделения 113 сд.
Наконец, в ночь с 13 на 14 апреля была дана команда на марш. Наш 910 артполк, точнее что от него осталось, двигался в авангарде колонны. За нами шел штаб армии, раненые, часть которых везли на санях.
Стало рассветать, когда впереди послышались выстрелы. Через некоторое время они прекратились и мы подошли к дороге Беляево - Буслава.
Со стороны немцев, а мы видели по бокам дороги их огневые точки, приблизились несколько человек в красноармейской форме, скорее всего пленные, и сделали предложение сдаться на милость победителя. Мы ответили отказом и не переходя дороги, пошли вдоль неё.
Немцы по передовому отряду не сделали ни одного выстрела.
Впрочем, я не уверен точно, что дорогу не переходили. Быть может и перешли.
В тот период было очень трудно запоминать и осмысливать ряд наших действий. Все в группе были истощены не только физически, но и духовно. Нервное состояние многих бойцов было таким, что шли они скорее автоматически, совершенно не сознавая о происходящем вокруг них. Они были как бы равнодушны к тому, что будет им предстоять в следующую минуту. Не могу спокойно, без содрогания всмпоминать те дни.
У меня от психического перенапряжения перестали двигаться руки. Их как бы парализовало. Мои бойцы запихнули руки ко мне за пояс, к поясу привязали верёвочку и таких образом вели меня вперед.
Во главе полка был старший лейтенант, командир одного из артдивизионов. Фамилию его не помню, знаю что в предыдущие дни он, по соображениям морального характера, застрелил командира артполка капитана Белевича…
С большим напряжением мы шли полный день. К вечеру вышли на высотку. Из леса впереди просматривалась заболоченная лощина, за лощиной взгорок и темнеющие дома какой-то деревни. Справа от неё тоже виднелся дом или сарай.
Нас заметили немцы и открыли огонь из деревни и появившихся бронемашин, которые остановились на взгорке. В группе появились убитые и раненые. Мы вынуждены были отойти в лес и дожидаться полной темноты.
Здесь, в сумерках, я и увидел раненых из числа моих знакомы командиров. Одному из них младшему лейтенанту Яроцкому пуля раздробила колено. Он начинал бредить и выкрикивал: Комиссары! Комиссары! Словно звал кого-то к себе. Яроцкого я знал ещё по боям в районе дер. Дорки.
Рядом лежал Юношев, командир 1-го артдивизиона. Он был тяжело ранен и тихо стонал. Понимая своё положение, мои друзья не хотели попасть в плен к немцам живыми. Как ни тяжело мне было, но я вынужден был выполнить последнюю просьбу моих однополчан и застрелил их…
Когда ночь сгустилась, мы перешли лощину справа и двинулись вперед по лесу. Переходили дорогу (прим. Краснова Новая Михайловка - Слободка немного западнее высоты 186.2). Прошли тихо, незамеченными. Разведчики увидели впереди вражеские орудия и ходящих рядом с ними часовых. Вперед пустили несколько девушек, дали им в руки бритвы и наши девчата без шуми сняли часовых.
Бойцы рванулись вперёд, к немецким блиндажам, ножами и топорами стали уничтожать спавших гитлеровцев. Вскоре послышались первые выстрелы. Это немцы опомнились и завязали перестрелку. Под давлением превосходящих сил противника, под сплошную пулемётную и автоматную трескотню, мы стали передвигаться вдоль какой-то речушки. Стрельба становилась всё более и более беспорядочной. Наша группа была рассеяна.
Невезучесть меня не покидала. Начала проходить слабость в руках, а тут что-то случилось с ногами. Я совершенно перестал их чувствовать, стали они как чужие…
Я услышал чей-то командный голос: «кто желает идти к партизанам, за мной!». Младший политрук, бывший некоторое время со мной, видя моё положение, тоже пошел на запад, видимо к партизанам…
Здесь, как мне помнится, был тяжело ранен командующий. Я видел как две крепкие санитарки подняли Ефремова и положили его на сани.
Напротив меня, у речки была видна старая мельница (старая мельница находилась у реки Собжи в районе деревни Нижняя Тарасовка - примечание Краснова). Чувство времени перестало для меня существовать. Помню, что непослушными руками я стал растирать мышцы онемевши ног. Только через несколько часов появилось лёгкое покалывание в ногах и я сделал попытку идти. Вокруг всё стихло.
Вечером, еле передвигая ноги, я двинулся на восток. Идти пришлось по какому-то кустарнику довольно долго.
Из сумерек, впереди, появилась речка и перекинутый через неё высоковольтный столб. «Угра!» - мелькнуло у меня в голове. Еле сдерживая радость, я затих, прислушался. За мерным шумом воды, где-то вдали послышалась крепкая ругань на своём, на русском языке. Каким-то чудом перебрался я на другой берег и надеясь на встречу со своими, двинулся вперёд. Раздалась автоматная очередь и пули обожгли мне ноги. Я упал и понял, что ранен. Подбежали немецкие солдаты и я оказался в плену. (река Собжа близ деревни Мосеенки - прим. Краснова).
На повозке меня привезли в Слободку, в штаб. Гитлеровский офицев внимательно посмотрел на меня, понял, что я не простой красноармеец и приказал расстрелять. Стоявший рядом пожилой немец - переводчи стал объяснять офицеру, что я ранен. Немного подумав, офицер сказал, точнее приказал: «в церковь!»…
Письма Снеткова Ильи Александровича, политрука 910 ап
к врачу 432 медсанбата 338 сд Фурашову Владимиру Афанасьевичу
…
Уважаемый Владимир Афанасьевич.
Извини, что долго не писал. Очень болел. О моей встрече с тобой в ресторане я рассказал своей жене и сыну, рассказал, как вы мне делали обработку раны на левой ноге выше колена изнутри, разрывной пулей. Это было в селе Слободка в церкви, в маленькой комнатушке.
Семья была удивлена вашей памяти, а ведь сколько лет прошло…
Владимир Афанасьевич! Вы помните,
как у церкви хоронили командарма Ефремова;
помните, как у церкви за проволокой, за уборной немцы расстреляли комсомольских работников в кожанках;
помните, как везли 19 или 20 апреля начальника артиллерии армии Афросимова, раненого на двуколке в немецкий штаб села Слободки?...
Текст №2
Примечание Митягина: очень большой враль!
…Бои в окружении под Вязьмой
Моя гаубичная батарея 910 артполка обороняла д.Дорки. Я, как комиссар батареи, нес ответственность за оборону наравне с командиром батареи.
Был такой случай. Под вечер первой половины февраля 1942 г. я с двумя бойцами объезжал на лыжах линию обороны.
В 150 метрах от траншеи за кустом ольхи мы заметили следы немецких сапог, окурки сигарет и примятый снег. Значит здесь была разведка противника. Утром надо ждать «гостей». Решили устроить засаду.
В 6 часов утра засада замаскировалаьс на опушке леса. Перед нами идёт тропа, по которой пройдут фашисты. В засаде участвовали: я, мл. лейтенант Яроцкий, 11 человек бойцов. Вооружение было: 1 ручной пулемет, 2 автомата и 10 винтовок. Немцы не заставили нашу засаду долго ждать, появились на тропе. Их было около роты.
Не заметив засаду, противник остановился против нас и начал готовиться к атаке на деревню. Свои ранцы и шинели они сложили на тропе, собрались в атаку в одних френчах. В это время я подал команду «Огонь!». Заработал наш пулемет, застрочили автоматы, защелкали винтовки. Немцы, застигнутые врасплох, бросились в заросли кустов ольшаника, стали удирать, волоча за собой убитых и раненых. На подмогу нам прибежали бойцы из деревни. Но фашисты уже удрали в сторону Знаменки.
Мы в качестве трофеев подобрали ранцы и шинели, а так же ручной пулемет, 3 автомата, 7 винтовок. За эту операцию командование 910 ап представило Яроцкого и меня к награждению орденами «Красной Звезды», а бойцов к медалям «За отвагу».
После разгрома фашистов из засады мы приняли меры к укреплению обороны деревни Дорки: выдвинули линию обороны на один километр. Противник не беспокоил нас целую неделю, но потом пошел в атаку на наш гарнизон деревни Дорки. Атака нами была отбита.
Два фашистских танка, застрявших в снегу в 200 метрах от нашей линии обороны, были подбиты орудийными расчетами сержантов Назарова и Голикова. Немцы потеряли в этом бою 13 человек убитыми. Много было у них раненых. Наши потери: 7 человек ранены. Был ранен младший лейтенант Яроцкий, руководивший этим боем. Снова настала тишина.
Гибель хоз. батареи
От станции Износки на запад расположен совхоз Кобелево. Не доезжая 2-3 км до совхоза стоит деревня Березки, где в феврале 1942 г. располагалась хоз. батарея 910 ап. С ней вместе пристроилось отделение счетверенного зенитного пулемета, установленного на машине ЗИС-5.
В одну из февральских ночей прибыл в деревню Дорки посыльный и передал мне приказ комиссара 910 ап батальонного комиссара Загоруйко Никиты Иосифовича о том, чтобы я срочно прибыл к нему в деревню Беляево с четырьмя разведчиками в полном вооружении. Я тут же прибыл в Беляево. Комиссар Загоруйко Н.И. сообщил мне, что хоз. батарея полка в деревне Березки подверглась нападению немцев и от нее нет никаких известий. Загоруйко приказал мне выяснить что там произошло с батареей и обо всем доложить ему.
Я запряг лошадь в сани и с тремя разведчиками поехал в деревню Березки. Достигнув середины деревни, мы заметили крытые немецкие машины. Круто повернув лошадь назад, мы погнали ее во весь опор. Выехав из деревни мы заметили, что немцы опомнились и открыли по нам огонь. Лошадь упала, мы, соскочив с саней, отстреливаясь, побежали в лес, в сторону Кобелева.
В деревню Беляево мы пришли утром, так ничего и не узнав о положении хоз. батареи. Комиссар Загоруйко был мною недоволен и снова повторил приказ и потребовал его выполнения.
В следующую ночь в том же составе мы поехали в Березки. Не доезжая до деревни около одного километра на опушке леса мы оставили лошадь и ездового, а сами втроем огородами пошли в деревню. Зашли в крайний дом, постучали в окно. Хозяева нам открыли дверь. Мы зашли в дом и стали расспрашивать жителей о судьбе батареи.
Из рассказа хозяев дома мы следали следующий вывод: командование хоз. батареи, расположив людей в домах деревни, увлеклось снабженческими делами и забыло, что они на войне, все забыли о бдительности. Посты на дороге и к лесу в сторону противника были не выставлены, дозоры так же отсутствовали. Охрана подвижного состава отсутствовала, не было поста у зенитной пулеметной установки. Бойцы в домах спали разутые и раздетые как дома в мирной обстановке. Вся охрана заключалась лишь в парном патруле вдоль деревни. Отсутствовали даже дневальные в домах.
Немецкая разведка установила, что охрана отсутствует. Фашисты ночью со стороны огородов через лес подошли к деревне и атаковали ее. Захватив зенитно-пулеметную установку, ударили из нее по домам и улице деревни. Бойцы батареи, застигнутые врасплох, метались по улице от дома к дому, полуодетые, ища спасения, но их настигали пули немцев. Много людей погибло, много попало в плен. В этой деревне погиб и инструктор пропаганды 910 ап. Так из-за потери бдительности погибла хоз. батареия.
Утром я доложил эту печальную историю комиссару Загоруйко. У меня текли слезы. Комиссар Загоруйко уронил голову на стол, зажал ее руками, да так ее и не поднял, пока я не ушел из дома к себе в деревню Дорки.
Вторая батарея
Запомнили немцы и 2-ю батарею, которой командовал ст. лейтенант Харитонов. Вторая батарея в течение марта месяца обстреливала дорогу Вязьма - Юхнов. По этой дороге немцы снабжали свои части боеприпасами и продовольствием. От удачных попаданий снарядов этот участок дороги был завален битыми машинами и повозками. Немцы вынуждены были делать большой объезд этой части дороги.
В секторе обстрела батареи стояла небольшая деревушка, в которой была спрятана новая реактивная установка немцев, стреляющая без звука, причинявшая нашим тылам много неприятностей.
Командир 910 ап капитан Белевич И.А. приказал командиру 2-й батареи Харитонову уничтожить эту установку немцев. Полковая разведка обнаружила это оружие, спрятанное в срубе в деревне.
Харитонов подготовил данные и открыл огонь. За 20 минут снаряды 122 мм гаубиц разнесли в щепы сруб и эту пусковую установку с ее прислугой. Так перестала существовать новая немецкая реактивная установка. Наши тылы стали чувствовать себя спокойнее.
Батарея покидает Дорки
В первой половине марта 1942 г. я покинул батарею ст. лейтенанта Корнеева, которая обороняла Дорки. Меня назначили инструктором пропаганды 910 ап.
После моего ухода из батареи немцы атаковали деревню Дорки со стороны Пожошки и Шумихино большими силами пехоты и танков. Батарея была не в состоянии устоять, силы были не равны. Пришлось отступить на Красное. Орудия пришлось подорвать, машины и тягачи, стоявшие без бензина, сожгли.
Батарея понесла тяжелые потери. Был убит старшина пищевого блока, был ранен мл. лейтенант Яроцкий, ранена санитарка Катя. Остальные бойцы были распределены по другим батареям как пополнение.
Неравный бой
Командир 1-й батареи ст. лейтенант Симонян получил прикза от командира 1-го арт. дивизиона капитана Юношева задачу: уничтожить миномет и наблюдательный пункт врага, засевшего в деревне Блохино, не дававшего продвигаться нашим обозоам по дороге Цынеево, Хмельники.
Командир 1-й батареи за 30 минут подавил фашистский шестиствольный миномет, разбил НП врага, но фашисты засекли батарею и решили отомстить. Они открыли ураганный арт. огонь по огневой позиции первой батареи, но ее уже там не было, она перекочевала в район деревни Александровка на западном берегу у переправы через реку Угру.
Перед выходом из окружения 1-я арт. батарея отбила много атак фашистов, мешавших нашим частям переправляться на восточный берег реки Угра в район леса у деревни Красное. В этих боях с 9 по 11 апреля 1942 г. батарея подбила 3 танка врага и уничтожила много гитлеровцев.
Немцы бросили еще 5 танков и до роты автоматчиков. В неравном бою батарея понесла тяжелые потери: орудия были раздавлены танками врага. В этом бою погибло много батарейцев, погиб и сам командир батареи. Немногим удалось спастись и присоединиться к полку. Батарея и ее командир погибли, но задачу свою выполнили.
Инициатива Чекуновой
Командование 910 ап, боясь вспышки тифа в подразделениях, принимало меры к его предупреждению и защите от возникновения. На помощь пришла инициатива санинструктора 2-й батареи Чекуновой Нинели Михайловны, которая организовала банно-санпропускник. Вырыли в земле и оборудовали помещение для мыться людей горячей водой. Организовали пропарку белья и одежды от вшей, стирку белья и бинтов, портянок. Эта инициатива 17-ти летней девушки помогла избежать возникновения тифа в полку. Санинструктор Чикунова 17-ти летней школьницей добровольно ушла на фронт. Она из Москвы. Сейчас она жива и здорова, работает, вырастила детей, растит внуков…
Обстановка перед выходом из окружения
Обстановка обострялась. В частях кончились все продукты. Обмолотили и поели всю рожь, оставленную в стогах, поели убитых лошадей. У населения продуктов не было, они сами голодали.
Горючего не было, машины стояли на приколе, потом их мы уничтожали. Орудия перетаскивали на себе, потом тоже пришлось их оставить в лесу западнее деревни Красное, закопать там.
Очень много было у нас раненых, медикаментов не было. Люди умирали от ран и голода. Помню, как я обходя раненых своего полка, лежащих в деревнях, собирал для них по кусочку хлеба, по щепотке махорки среди командиров и солдат. Все это я как гостинцы передавал раненым. Раненые были очень рады каждому моему приходу и я частенько посещал их.
Помню как самолет У-2 сбросил на поле 40 ведерную бочку спирта и большой тюк шоколада. Бочка разбилась, спирт пропитал снег. Я взял с собой двух бойцов, дал им по ведру и сам взял ведро. Мы пошли на место, где разбилась бочка со спиртом. Набрали мы том с утрамбовочкой 3 ведра мокрого пропитанного спиртом снега, растопили его и воду со спиртом раздали раненым.
Потом в следующий раз набрали этого снега, пропитанного спиртом, побольше. Этот снег таял и этой водой промывали раны и мыли бинты.
Гость из штаба фронта
В начале апреля к нам в окружение прилетел на самолете У-2 представитель штаба Западного фронта по званию полковник, котоырй собрал командно-политический состав штабов частей и соединений на совещание. Он ознакомил нас с положением на фронтах и в тылу.
Предложил он нам план выхода из окружения через партизанский район на Киров и на соединение с 10 армией. Сообщил он нам, что штаб Западного фронта рекомендует прорываться своими силами.
Ему был задан вопрос: нам немцы предъявили ультиматум до 9 апреля сдаться в плен, а если не сдадимся, то мы будем уничтожены. Полковник из штаба фронта ответил: это дело вашей совести. Я ничего вам сказать больше не могу. После совещания он улетел. Ультиматум нами был отвергнут.
9 апреля 1942 г. немцы пошли со всех сторон в наступление по уничтожению нас.
Командарм избрал путь более короткий: выход на восток в район действий частей 43 армии.
Подготовка к выходу и выход
Нами было уничтожено все то, что мы не могли взять с собой. Тягачи, машины были уничтожены, орудия закопаны в глубоких котлованах в лесу под деревней Красное, к реке Угра.
Были сконцентрированы в один обоз раненые и медперсонал. Распределили скудные остатки продуктов, привели в порядок одежду и обувь, раздали патроны к оружию.
Выход осуществлялся в 2 эшелона: первый эшелон 338 и 160 сд. Эту колонну вел сам командарм. Второй эшелон 113 сд, часть 160 сд, а в середине санбаты с ранеными.
Последний срок выхода был назначен на 14 апреля 1942 г.
13 апреля в 23 часа пошли на выход. Шли всю ночь. Ночь была темная. Шли лесом без приключений.
Рано утром 14 апреля 1942 г. достигли дороги д.Беляево - д.Буслава. Здесь наткнулись на засаду немцев, которые открыли по колонне огонь из пулеметов и минометов. Бой длился не долго. Засада была сбита, а головные части колонны продолжали движение к деревне Родня.
Часть первой группы была отрезана на дороге Беляево - Буслава. Немцы отрезали так же и обоз с тяжело ранеными. Раненые подверглись истреблению. Больные и раненые, а так же медперсонал, как потом рассказывалось очевидцами, дрались до последнего патрона с фашистами.
После того, как наша часть эшелона была отрезана от передовой части первого эшелона на дороге Беляево - Буслава, стрельба прекратилась и со стороны немцев. От немцев пересекли дорогу и подошли к нам наши русские военнопленные, которые переметнулись к немцам. Они стали нас уговаривать сдаться в плен, но никто не согласился с ними. Так и разошлись.
Колонна наша, отрезанная немцами от основной колонны, повернула назад и пошла в другом направлении. В это время я встретил раненого комиссара 910 ап Загоруйко Н.И. Он лежал в санях. Я передал ему шоколад, поговорил с ним. Загоруйко сообщил мне, что приказом по 33 армии мне присвоено званием старшего политрука, номер приказа я не запомнил.
Комиссар Загоруйко еще сообщил мне, что командира 910 ап майора Белевича И.А. застрелил в ссоре ст. лейтенант (фамилию его я уже забыл). Одни говорят, что это сделал Харитонов, другие - что это дело рук ст. лейтенанта Чеботарева. После разговора с Загоруйко я пошел догонять колонну и комиссара полка больше никогда не видел.
Шли лесом весь день. К вечеру вышли к какой-то дороге. Там у нас произошел бой. Немцы перейти дорогу не дали и мы вернулись на исходные позиции и ждали ночи.
В это время на нервной почве у меня перестали действовать обе руки. Они повисли как плети. Сержант и бойцы нашего полка заправили мои руки в карманы шинели, чтобы руки не отмерзли, привязали к поясному ремню веревку, а конец ее к саням. Сами они шли со мною рядом и поддерживали меня во время движения ночью.
В ночь на 15 апреля 1942 г. колонна двинулась, куда - я не знал. На месте остался мл. лейтенант Яроцкий и какой-то капитан. Я его в темноте не узнал. Оба они были смертельно раненые. Колонна шла всю ночь. Ночь была темная, шли мы очень тихо, шли след в след.
Перед рассветом мы вышли на дорогу, ведущую в Ново-Михайловку. На дороге была засада. Немцы же беспечно спали в блиндажах у орудий. Два орудия были поставлены на дороге - одно от другого метров на 200.
Колонна остановилась, от головы колонны передали шепотом (от одного другому) имена 2-х девушек, которых вызывают вперед. Этим двум девушкам дали по бритве, переодели их в телогрейки и валенки, повязали они головы платками. В таком виде они направились к орудиям, где стояли часовые. Часовые остановили девушек, спросили, куда они идут, а потом поволокли каждый по девушке в свою сторону. Они повалили их в снег и решили «потешиться вдоволь» - изнасиловать их, но вдруг по горлу одного, а вскоре и другого из немцев прошлись бритвы. С часовыми было все покончено. Спящие расчеты в блиндажах были тих уничтожены.
Колонна ринулась по дороге в Ново-Михайловку, где отдыхала какая-то боевая немецкая часть с передовой, отведенная сюда. Немцы в деревне спали. Наши бойцы напали на них на спящих и били их сонных без пощады. Впрочем, это был не бой, а мясорубка. Шум, поднятый нами в деревне, дошел до передовой.
С передовой немцы выслали отряд с танками, завязался бой. Немцы стали нас теснить, выбили из Ново-Михайловки, раздвоили нашу колонну.
Головная часть ее прорвалась к деревне Жары, а вторая часть за Жарами была повернута немцами на деревни Дегтянка, Горнево.
Тогда и началась наша группировка рассыпаться на отдельные группы и пробиваться на соединение со своими отдельно.
Группа ген. Бодрова от деревни Морозово, Медведево, через совхоз Кобелево пробилась к своим в районе действия 43 армии (д.Бочарово, д.Березки).
Группа полк. Кучинева повернула на запад и стала пробиваться к своим в другом месте.
Группа Коншина, Степченко, Молчкова, минуя деревню Пожошка и село Слободка, пересекли дорогу Знаменка - Юхнов и направились в партизанский район майора Жабо.
Часть группы ген. Ефремова пробивалась на восток к 43 и 49 армиям.
Что же произошло со мной?
К утру 15 апреля 1942 г. у меня стали действовать руки, но случилась новая беда. Двое суток в сапогах находилась у меня снеговая холодная вода. Сапоги были худые. У меня перестали действовать ноги. Я не мог стоять на ногах, падал. Холодная, ледяная вода так действовала, что крось ниже колен не поступала.
Сняв сапоги, я целый день ноги растирал снегом. Все наши ушли, бросили меня. Обидно было. Наконец, растирание снегом ног подействовало - ноги «загорели», отошли.
Настала темная ночь, собрался, пошел на восток, перебрался через речку. Слышны были голоса наших людей на передовой, слышно было ржание лошадей и покрикивание на них возничих-ездовых.
Вдруг я услышал покашливание человека и пошел на него. Это оказался на «ничейной земле», ничейной полосе, немец из передового боевого охранения. Из автомата он полоснул в меня разрывными пулями. Одна попала в ляшку левой ноги. Вот я и отвоевался.
Утром я пришел в себя. Весь в крови. Подошли немцы, дали 2 палки и привели на мельницу, где меня перевязали, а 17 апреля отвезли в село Слободку и впихнули в церковь, где наших было полно.
Что было в церкви?
Прежде чем меня втолкнули в церковь, они привезли меня к генералу, который спросил меня, участвовал ли я в нападении на спящих немцев в деревне Новая Михайловка. Я ответил, что не участвовал, так как у меня не работали руки. Генерал сказал: «Ах так! Значит, если бы у тебя руки были здоровые, то тоже убивал бы спящих солдат?». Он приказал конвоиру меня расстрелять. Конвоир сказал генералу, что я ранен в ногу разрывной пулей «дум-дум». Генерал сказал «Кирха!», что означало - в церковь! И я оказался в церкви.
Церковь была полна раненых и больных тифом. Здоровых ребят гоняли в лес на работы, а когда они приходили с работы, то просто ходили по раненым. Люди мерли как мухи от голода, ран и тифа.
В церкви была комнатушка, где врачи делали перевязки.
На встрече ветеранов-ефремовцев я встретил врача, который делал мне перевязки. Он вспомнил меня, сказал куда я был ранен и в какую ногу и чем. Этого врача я тоже вспомнил. Его звали Фурашов В.А… Он меня знает с того времени.
В этой церкви я встретил политрука Соловьева, политрука Грачева. Они были ранены, старшего политрука Зубкова, Нинель Чикунову и др.
Похороны генерала Ефремова
19 апреля 1942 г. в церковь привезли тело командарма. Все мы: раненые и здоровые выползли к вырытой ребятами для него могиле, все бросили в могилу по горсте земли. Засыпав могилу землей, вбили над могилой колышек, на колышке прибита дощечка с надписью: «Здесь похоронен командующий 33-й армии генерал-лейтенант Ефремов Михаил Григорьевич».
Знают ли об этом их родные?
Пленными оказались 2 армейских комсомольских работника. Один в кожаном пальто, другой в форменной шинели; оба носили в петлицах по три кубика, двое с них были среднего роста. Всех их немцы расстреляли у нас на глазах у церкви. Их похоронили за проволокой за церковью. Смотри чертеж.
Армейского переводчика, по национальности еврея (высокий, лицо худое, нос большой, на петлицах его, кажется, было по 2 кубика) немцы сдали в Смоленске на станции.
Начальника артиллерии 33 армии генерал-майора Офросимова я видел. Я видел, как его 19 апреля везли на двуколке к немецкому штабу корпуса. О судьбе его могут знать хозяева дома, где размещался штаб.
Нас, раненых, увезли на машинах в Вязьму, легкораненых отправляли тоже в Вязьму. Из Вязьмы всех пленных эшелоном отправляли на Запад. Жуткая была картина в эшелонах в пути на Запад. Если это представляет интерес, могу об этом кошмаре написать.
Текст №3
Служил я в 910 арт. полку 338 сд комиссаром 5-й гаубичной батареи 122 мм орудий. Уже в окружении меня назначили инструктором пропаганды 910 арт. полка.
11 апреля 1942 года немцы предприняли удачный прорыв танками на 1-ю батарею нашего артполка, раздавили мат. часть и уничтожили почти всех бойцов, обслуживающий её. Батарея располагалась восточнее Александровки, ближе к реке Угра в направлении на Коростели.
Получив указание на выход в район Шпыревского леса, мы двигались по дороге в сторону села Красное. На восточном берегу р. Угры, пройдя от неё на расстоянии километра, после мелкого кустарника, на подъёме, войдя в старый сосновый лес, мы закопали оставшиеся у нас орудия с левой стороны дороги, а с правой, в 10 - 15 метрах был закопан большой ящик обшитый железом и окрашенный зеленой краской. В этом ящике были документы нашего артполка. Закапывали его на глубину сантиметров 70, сверху замаскировали (это район высоты 199.1).
После войны я узнал, что орудия были выкопаны нашими частями в период наступления 1943 года. Что стало с документами - не знаю.
Двигаясь в направлении на лес южнее Шпырево, прошли Жолобово. В Шпыревском лесу кроме нас уже были сосредоточены другие части армии.
Долгое время ждали, когда подойдут подразделения 113 сд.
Наконец, в ночь с 13 на 14 апреля была дана команда на марш. Наш 910 артполк, точнее что от него осталось, двигался в авангарде колонны. За нами шел штаб армии, раненые, часть которых везли на санях.
Стало рассветать, когда впереди послышались выстрелы. Через некоторое время они прекратились и мы подошли к дороге Беляево - Буслава.
Со стороны немцев, а мы видели по бокам дороги их огневые точки, приблизились несколько человек в красноармейской форме, скорее всего пленные, и сделали предложение сдаться на милость победителя. Мы ответили отказом и не переходя дороги, пошли вдоль неё.
Немцы по передовому отряду не сделали ни одного выстрела.
Впрочем, я не уверен точно, что дорогу не переходили. Быть может и перешли.
В тот период было очень трудно запоминать и осмысливать ряд наших действий. Все в группе были истощены не только физически, но и духовно. Нервное состояние многих бойцов было таким, что шли они скорее автоматически, совершенно не сознавая о происходящем вокруг них. Они были как бы равнодушны к тому, что будет им предстоять в следующую минуту. Не могу спокойно, без содрогания всмпоминать те дни.
У меня от психического перенапряжения перестали двигаться руки. Их как бы парализовало. Мои бойцы запихнули руки ко мне за пояс, к поясу привязали верёвочку и таких образом вели меня вперед.
Во главе полка был старший лейтенант, командир одного из артдивизионов. Фамилию его не помню, знаю что в предыдущие дни он, по соображениям морального характера, застрелил командира артполка капитана Белевича…
С большим напряжением мы шли полный день. К вечеру вышли на высотку. Из леса впереди просматривалась заболоченная лощина, за лощиной взгорок и темнеющие дома какой-то деревни. Справа от неё тоже виднелся дом или сарай.
Нас заметили немцы и открыли огонь из деревни и появившихся бронемашин, которые остановились на взгорке. В группе появились убитые и раненые. Мы вынуждены были отойти в лес и дожидаться полной темноты.
Здесь, в сумерках, я и увидел раненых из числа моих знакомы командиров. Одному из них младшему лейтенанту Яроцкому пуля раздробила колено. Он начинал бредить и выкрикивал: Комиссары! Комиссары! Словно звал кого-то к себе. Яроцкого я знал ещё по боям в районе дер. Дорки.
Рядом лежал Юношев, командир 1-го артдивизиона. Он был тяжело ранен и тихо стонал. Понимая своё положение, мои друзья не хотели попасть в плен к немцам живыми. Как ни тяжело мне было, но я вынужден был выполнить последнюю просьбу моих однополчан и застрелил их…
Когда ночь сгустилась, мы перешли лощину справа и двинулись вперед по лесу. Переходили дорогу (прим. Краснова Новая Михайловка - Слободка немного западнее высоты 186.2). Прошли тихо, незамеченными. Разведчики увидели впереди вражеские орудия и ходящих рядом с ними часовых. Вперед пустили несколько девушек, дали им в руки бритвы и наши девчата без шуми сняли часовых.
Бойцы рванулись вперёд, к немецким блиндажам, ножами и топорами стали уничтожать спавших гитлеровцев. Вскоре послышались первые выстрелы. Это немцы опомнились и завязали перестрелку. Под давлением превосходящих сил противника, под сплошную пулемётную и автоматную трескотню, мы стали передвигаться вдоль какой-то речушки. Стрельба становилась всё более и более беспорядочной. Наша группа была рассеяна.
Невезучесть меня не покидала. Начала проходить слабость в руках, а тут что-то случилось с ногами. Я совершенно перестал их чувствовать, стали они как чужие…
Я услышал чей-то командный голос: «кто желает идти к партизанам, за мной!». Младший политрук, бывший некоторое время со мной, видя моё положение, тоже пошел на запад, видимо к партизанам…
Здесь, как мне помнится, был тяжело ранен командующий. Я видел как две крепкие санитарки подняли Ефремова и положили его на сани.
Напротив меня, у речки была видна старая мельница (старая мельница находилась у реки Собжи в районе деревни Нижняя Тарасовка - примечание Краснова). Чувство времени перестало для меня существовать. Помню, что непослушными руками я стал растирать мышцы онемевши ног. Только через несколько часов появилось лёгкое покалывание в ногах и я сделал попытку идти. Вокруг всё стихло.
Вечером, еле передвигая ноги, я двинулся на восток. Идти пришлось по какому-то кустарнику довольно долго.
Из сумерек, впереди, появилась речка и перекинутый через неё высоковольтный столб. «Угра!» - мелькнуло у меня в голове. Еле сдерживая радость, я затих, прислушался. За мерным шумом воды, где-то вдали послышалась крепкая ругань на своём, на русском языке. Каким-то чудом перебрался я на другой берег и надеясь на встречу со своими, двинулся вперёд. Раздалась автоматная очередь и пули обожгли мне ноги. Я упал и понял, что ранен. Подбежали немецкие солдаты и я оказался в плену. (река Собжа близ деревни Мосеенки - прим. Краснова).
На повозке меня привезли в Слободку, в штаб. Гитлеровский офицев внимательно посмотрел на меня, понял, что я не простой красноармеец и приказал расстрелять. Стоявший рядом пожилой немец - переводчи стал объяснять офицеру, что я ранен. Немного подумав, офицер сказал, точнее приказал: «в церковь!»…
