33 армия. Воспоминания

Текст №1

… 12 января 1942 года наш 1134 полк 338 дивизии из г.Боровска прибыл в Медынь, а к вечеру мы уже были в селе Вышгород. На другой день 13-го хоронили нашего командира полка Кухарчука (прим. Митягина: Полежука в тексте письма А.С.Терешина), который случайно застрелился из немецкого автомата трофейного.

14 января штаб нашего полка к вечеру подошел к опушке леса и очутился в 200 метрах от населенного пункта, в котором засели немцы. Мороз был более 30 гр. В стороне у опушки был виден сбитый самолет. Я подошел к нему и увидел, что под поднятым крылом стояла небольшого роста девушка в шинели. Я еще сказал ей: «Уж нам-то необходимо быть здесь, а вот тебе-то не обязательно». Она сказалась разведчицей и давно уже следила за деревней.

15 января, уже потемну, мы ворвались во вторую деревню после Вышгорода. Несколько домов горело. На окраине нам удалось потушить пожар одного дома. В одной комнате пол пришлось разобрать, окна выбить, а во второй комнате я разместил часть моих бойцов.
Только мы устроились, засветили примитивную коптилку, к нам вошли две девушки в белых полушубках, попросили потесниться. Мы для них выделили верхнюю нару, а они нас еще угостили из своих фляг спиртом и мы все мгновенно заснули. Утром, когда мы все встали, девушек уже не было. Часовой сказал нам, что незадолго до рассвета они ушли на запад. Значит у них было особое задание…

Только не 2 февраля, а 26 января 1942 года вечером, не помню из какого села лейтенант Коломиец сказал мне: «Сейчас выступаем по направлению деревни Белый Камень, по всему она не очень далеко, километров 5-6, не более. Но мы шли долго. Вышли еще засветло мелколесьем. Вот уже глухая ночь, а Белого Камня все нет.

Мы тогда еще не знали, что выступаем в глубокий рейд, в тыл врага. Мы - это ударная группа 33 армии в составе трех дивизий - 113, 160 и 338, которую возглавил сам командарм, наш любимый М.Г.Ефремов.

Но продолжим. Хоть и короткая зимняя ночь, но нам она казалась бесконечной.
Нашу, едва заметную дорогу вдруг пересекает большак - дорога очищенная от снега. Слева замечаем две приближающиеся к нам автомашины, автомашины немецкие. Без шума захватываем их, в машинах оказалось: в одной, крытой брезентом - полно небольших буханок хлеба, другая - с одеялами для солдат, которыми они объвязывали головы. Это нам было кстати. Хлеб разошелся по солдатам, которые несли его в одеялах. Вернее понесут, а сейчас заметили, что с правой стороны приблизились два немецких танка. Один танк, передний подбили гранатами, а по второму ударили из пулемета и он стал отходить назад. Наших трех бойцов убило и нескольких ранило.

Через некоторое время мы врываемся в населенный пункт, но только не в Белый Камень, а в деревню Савенки. По-видимому Белый Камень уже остался поблизости где-нибудь в стороне.

С этого времени наша ударная группа стала быстро продвигаться на запад на город Вязьму и в обход города Вязьмы на Ярцево и Дорогобуж, уничтожая мелкие гарнизоны врага.

27 января 1942 года мы освободили большое село Березки, где освободили наших военнопленных около 700 человек. Все это было так страшно. Люди давно не писали писем домой. Мы им дали бумагу, карандаши, угощали их махоркой. Они немедленно стали писать письма домой.

Так как я кавалерист (перед войной служил в 7-й самарской кавдивизии), мне поручили перед выступлением, утром объезжать дома, встречать отставших и направлять их по следам … полка, а спустя часа 3-4 самому ехать догонять полк. К себе в помощники я взял юркого Петьку-москвича (фамилию не помню).

28 января наш 1134 полк взял деревню Шоломцы (правильно - Шеломцы), совхоз Кобелево на реке Угре, деревни Бабенки, Старые и Новые Луки, Буславу.

Где-то после обеда мы с Петькой выехали в деревню Березки. Маршрут известе. За Шоломцами нас застала ночь. Справа от нас и слева, уж не так на большом расстоярии к небу взлетают ракеты. Значит там враг. Едем!
Впереди показались ветлы и едва заметные строения. Петьку посылаю вперед. Через некоторое время Петька дает сигнал вперед. Подъезжаю. Стоят несколько мужчин. Что за люди? Партизаны. Нам же поручено отставших бойцов направлять по маршруту.
Где можно минут пять обогреться, закурить? - спрашиваю их.
Один ведет нас в дом, остальные приняли наших коней. В избе на кровати лежит старик с большой рыжей бородой, молодуха сидит на сундуке и пожилая женщина за столом. Нам разрешили закурить. Старик попросил махорки. Угостили. Он и говорит: «А мне к кому обратиться? Где ваше большое начальство? Я окруженец, сам с Урала. В плен угодил в начале осени». Мы объяснили, что сзади движутся главные силы. Молодуха почему-то стала говорить нам как она видела, что наши, русские пленные жестоко избивали своих же товарищей, пленных и что тех называют полицаями. Мы не могли ей поверить и как часто я впоследствии убеждался в справедливости ее слов, и как я впоследствии убедился в этом.
На улице мы спросили, как нам проехать в Новые Луки. А вот проедете Угру - там Бабенки. Вправо через три двора дорога пойдет проулком влево.

В Бабенках у третьего дома я спешился. Зашел в дом. Хозяин на печи, хозяйка в чулане. Спрашиваю: «В Новые Луки дорога вашим проулком идет?». Хозяйка ответила «Да». А хозяин говорит: «К кому мне обратиться, я - окруженец». Я сказал ему…

Приехали в Новые Луки. В крайнем шатровом доме молодой парень и такая же молодая хозяйка, которая сказала нам, что дорога немного левее нас повернет в лес к деревне Буслава. Молодой парень говорит: «А мне к кому обратиться? Я - окруженец». Сколько же здесь окруженцев? Неужели в каждом доме? Через час мы с Петькой были в Буславе.

На запад, только на запад. Сельчане со слезами благодарности встречали своих освободителей.

29-го взяли село Беляево и еще не помню названия двух сел.

И чего только на фронте не случается. Одно большое село взяли еще вечером. Захватили большой конный обоз. С немцами все было покончено. Расположились на ночь. Утром хозяйка одного дома зачем-то открыла свой большой сундук и ахнула. Там лежал скорчившись немец. Комиссар приказал подразделениям произвести обыски во всех дворах села. Только на сеновали колхозной конюшни было взято 8 немецких солдат во главе с унтер-офицером. Всего полонили 26 фашистских солдат и под конвоем повели, окутанных в одеяла, на восток.

30 января взяли большое село Тетерино, взяли Бугры, Кошелево.

31 января - деревни Дашковка, Ястребы.

2 февраля 1942 года взяли деревню Юрьево [правильно - Юрино] и пересекли железнодорожное движение Брянск - Вязьма.

К этому времени немецкое командование подтянуло в район нашей ударной ефремовской группы крупные танковые, пехотные части, крупные артиллерийские части и здесь 5 февраля 1942 года начались наши тяжелые испытания.
Но мы были подготовлены к этому и дрались с ненавистным врагом вдалеке от Большой земли, полуголодные и вообще лишенные всего. Нехватало боеприпасов, медикаментов; мы дрались в круговой обороне, уничтожая технику и живую силу врага в течение почти 3 месяцев...

Генерала Ефремова в последний раз я видел в Шпыревском лесу 14 апреля 1942 года во время первого боя прорыва близ деревни Беляево. У меня имеется фото, где генерал Ефремов награждает орденом Красной Звезды 14 летнего Ваню Андриянова в присутствии полковника Бунина и начальника политотдела 33 армии полкового комиссара Вишневецкого.

Вишневецкого я встречал 9 мая 1962 года в г.Вязьме, куда мы ездили от Советского комитета ветеранов войны почтить память генерала и павших товарищей 33 армии. Там же я встретил и нового командующего 33 армии.

В апреле 1981 года в гор.Москве мы были на встрече ветеранов 338 сд. Из первого формирования дивизии (август 1941 года - апрель 1942 года) нас, участников битвы под Мосвой, было только 5 человек.

12 апреля в деревне Жолобово, накануне боя прорыва, в одном доме, под полом закопал две радиостанции 12РП и 6 ПК, которые за неимением питания работали только на прием.

Много раз я собирался побывать в тех краях, попытаться разыскать радиостанции, но все не представлялась возможность. Мне все кажется, что вместе с радиостанциями я зарыл в землю и фронтовые невзгоды и нашу безотрадную молодость…

Текст №2

О том, что 329 сд сражалась в глубоком рейде в тылу врага вместе с нами я узнал от Кожарина, но уже после войны. Он писал, что когда ваша дивизия была передана Белову, то всех раненых передали в группу Ефремова. Он просил сообщить что с ними произошло в день прорыва 14 апреля 1942 года.
Я этого не знал и только в апреле 1981 года нашел операционную сестру нашего медсанбата Евсееву Марию Максимовну, которая проживает в Пензе.

Она сообщила: вперед (в смысле «вначале») немцы в Шпыревском лесу весь обоз с ранеными обстреляли минометным огнем. Это было ужасно. Сани с лошадьми и с ранеными бойцами от взрывов взлетали в воздух, а затем автоматчики, строча из автоматов, окружили раненых и оставшихся в живых отправили в Вязьму и, что интересно, из лесу некоторые сани с ранеными вез на себе обслуживающий персонал медсанбата.

Я насчет истинных виновников катастрофы, которая постигла нашу многострадальную святую Родину - вы как писатель, конечно, знаете. Я только вот что могу сказать: во время зимнего наступления нашей группы в тыл врага я видел только одного нашего ястребка 2 февраля 1942 года в деревне Юрьино и больше - все. А танков наших - ни одного.

А немецкие самолеты очень часто и бомбили нас большими группами и обстреливали на бреющем полете. И были случаи, когда надо (было у нас) взять деревню, немцы бросали по 17 танков.

Но несмотря на все это мы стояли до последнего вздоха. Ведь только против группы Ефремова немец бросил 3 танковых, 3 мотострелковых, 2 стрелковых, 16 дивизионов и много мелких групп.

А мы что делали? Саперы делали самодельные мины, такие, как мы в детстве делали ловушки ловить синиц, немецкие танки подрывались, а пехоту мы крушили из пулеметов, четырехствольных пулеметов предназначенных против авиации.

Когда у нас остались 3 деревни: Науменки, Жолобово, Шпырево, немец бросил листовки, чтобы мы капитулировали. На размышление давал пару часов. Это было 8 апреля 1942 года.

Мы ответили боем прорыва 14 апреля. Мы знали, что погибнем, но была надежда, что спасут нас, придет на помощь 43 армия. Но этого не получилось.

Насчет бдительности. Вы здесь немного не так поняли меня. Ведь те девушки нас из фляг не напоили спиртом, а мы выпили только по нескольку грамм.

А на передовой линии, когда под нашим натиском немцы убегая, поджигали дома, а мы их тут же тушим усталые, озверевшие, не только с девушками, а и с самим чертом ляжешь и заснешь после многих дней и ночей, проведенных на воле (в смысле не в теплых помещениях, а в поле) при 30-45 градусах мороза. Но и здесь уж не такие мы были безразличные. Эти девушки, мы после узнали, были наши разведчицы.

А я в таких, вернее в тяжелых обстоятельствах не терялся. Помню, 17 февраля 1942 года под деревней Чертаново мы на санях с москвичем Петькой Игиным поехали в Чертаново. Ночь. Снегопад. Мы ехали лесом и когда выехали из леса - вот тебе и деревня, совсем рядом. У строения нас окликнул часовой, немец. Не наш язык. Я шепнул Петьке: «ближе к нему». Подъехав вплотную, я мигом свалил его в сани. Он не успел и крикнуть, сани понеслись назад…

Оказалось, что мы вместо Чертаново в лесу поехали по дороге влево и приехали в деревню, занятую немцами. Немца мы привезли и сдали командованию. После выяснилось, что он из 12 тд, которая воевала на Угрюмовских высотах, а теперь приехали добивать банду Ефремова…