YOUR WEBSITES NAME
Главная
Новости
День за днём
Документы
Карты
Статьи
Форум
Полезные ссылки
Контакты
Дневники и воспоминания (вермахт)
Воспоминания
унтер-офицера Теннинга Феликса
8-я рота 468 пп 268 пд
Не знаю, кто дал этим островкам леса такие названия, но среди солдат они назывались так и в таком виде и были перенесены на штабные карты.

Если роща "Сапог", действительно была похожа на сапог, то находящаяся правее плюшка изуродованного бурелома круглой формы называлась "Носок". Собственно если есть сапог, то должен быть носок.

А правее, между "Сапогом" и Большим Устьем такая же груда деревьев называлась "Остров".

И самое непонятное - это бесформенная, похожая сверху на раздавленную ящерицу, роща, находящаяся выше по склону за сапогом называлась «Фасоль».

Еще были рощи «Малый и Большой Август». И относительно ровное поле между Большим Устьем и Сапогом называлось «Тарелкой» (или «Плато»). Сколько же русские на этой Тарелке своих положили.

До этого мы стояли фронтом на запад против 33 армии но потом нас привели из Новой Михайловки к этому проклятому месту. Предполагалось, что в ближайшее время основные события будут происходить на реке Угра. Русские должны совершить попытку по прорыву кольца вокруг 33 армии. А нашему командованию этого откровенно не хотелось бы.

Сперва позиции нашего пулеметного отделения были левее «Фасоли» на вершине склона. Перед нами метрах в трехстах находилась траншея 449 пехотного полка. Они были на самой передовой, занимая оборону в роще «Сапог» и от нее до Большого Устья.

Где-то в начале марта русским все же удалось взять Юхнов а на нашем участке отбить у нас Малое Устье, Аксинино, и даже переправиться на наш берег Угры.

Виной тому был в основном рельеф местности. Берег реки в этом месте становится более крутым и образует мертвую зону. Ее можно контролировать с восточной окраины сапога, но это место хорошо простреливается прямой наводкой с русского берега и 449 полк нес потери от русской артиллерии.

Роща превратилась в сплошной бурелом, из которого торчали одинокие, не завалившиеся стволы, практически без веток. Конечно мы не оставили рощу полностью, там всегда находился взвод охранения, либо корректировщики.

Наш взвод перевели в Большое Устье. Собственно не в саму деревню, а правее. До нас на этом месте были позиции сапёрного батальона. Нам не пришлось ничего откапывать заново. Пулеметные точки были глубокими, в полный рост. Вырыты не впопыхах и хорошо благоустроены. На дне валялось много русских шинелей собранных, по всей видимости, с убитых которые в большом количестве лежали занесенные снегом на склоне перед нами.

В середине марта начались сильные морозы. Ночью температура достигала -30, да и днём было не намного теплее. На ночь взвод отводили в «Фасоль». Там были нарыты крепкие блиндажи, и на позициях оставалась лишь дежурная смена. И эти шинели им очень помогали.

Так шли дни. Русские особенно не докучали. После неудачных попыток прорвать нашу оборону в начале марта, на нашем участке вторую неделю было затишье.

Все основные усилия по прорыву нашей обороны они сосредоточили на участке 17 дивизии. Говорят, ей доставалось сильно.

С другой стороны, атаковать нас в лоб было полным безумием, что и доказали предыдущие бои.

Оборона была устроена таким образом, что атакуя с плацдарма, они попадали внутрь подковы, простреливаемой насквозь десятками пулеметов, а также еще и пулеметами 17 дивизии в тыл, с высокого берега стрелки р.Угра и р.Воря.
Предприняв здесь несколько попыток, несколько попыток правее, за Красной Горкой, они временно упокоились.

Наступило 16 марта, «День памяти героев». Для всех нас этот день ассоциировался с настоящей глубокой весной. К этому дню на родине таял последний снег, если он был. Тут же тоже светило солнце, но стоял жуткий мороз. Весной и не пахло. Зато тут он приобрел для нас особенный смысл.

Вобщем, я обещал постараться достать нашим шнапса или спирта. Все таки праздник надо было отпраздновать, а шнапса у нас было мало. Им можно было разжиться в штабе полка СС, которых снабжали лучше. Они располагались в большом овраге за Большим Устьем, фронтом на запад. Там находился их командный пункт, там же стояли связисты и снабженцы.

Тут глубина нашей обороны была менее километра, а потом опять русские из окруженной 33 армии. Нас, свободных от дежурства и офицеров 449 полка собрали в этом овраге. Через громкоговоритель шла трансляция речи Гитлера, в которой он обещал уничтожить Красную Армию уже летом этого года, говорил о героизме, наших успехах и называл русских недочеловеками. Если честно, мы их недочеловеками особенно не считали.

Тогда, в марте, было не понятно, кто был сильнее окружен. Дорога на Вязьму была перерезана русскими парашютистами, а вторая дорога блокирована 33 армией, которая в свою очередь тоже была окружена. Но, стоит им сломить оборону 17 дивизии и соединится с 33 армией, как сразу падет Вязьма, мы остаемся в полной изоляции, и надеяться нам уже не на что.
И еще в это же время русские пытаются прорвать нашу оборону со стороны Варшавского шоссе у Спасс-Деменска. Успех на любом из этих направлений - и катастрофа неизбежна.

Но мы держимся, латаем дыры, строительные подразделения воюют наравне со всеми. Ну и у русских не хватает сил собрать кулак. Они бьют нас растопыренными пальцами уже месяц, без особенных результатов. Хоть и у нас не было уже того энтузиазма, как в прошлом году, но все равно, пока у нас есть еда и боеприпасы, нам было приятно слушать эти обещания.

Нас поздравило начальство и отпустило по подразделениям. По дороге я заскочил к своему земляку, штабс-ефрейтору Рудольфу Ленеру. У него можно было чем-нибудь разжиться. Но чтобы выпросить у него шнапс, мне пришлось с ним сперва выпить и потратить на это час. В конце концов, он дал мне две фляги спирта, и я пошел к своим.

На позициях я отдал спирт своим солдатам и они вылили его в бидон с чаем. Затем «чай» разнесли по позициям. Я конечно не поощрял алкоголь, но сейчас был совершенно другой случай - мы были на войне, а на войне всегда есть потери и всегда есть место героям, и такие дни как этот, конечно поднимают боевой дух у солдат.

Правда наша рота не потеряла в бою ни одного человека с осени 41 года. Тогда всю дивизию оставили в резерве тут под Юхновым, и мы не принимали непосредственного участия в боях за Москву, и вот война опять докатилась обратно до нас.

Вдруг прогремел взрыв, затем еще и еще. Русские начали артобстрел. Мы знали что просто так они не стреляют. Если артобстрел, то будет и атака. Обычно они устраивали артналет на ту точку, которую будет атаковать их пехота. Но в этот раз они сперва обстреляли "Сапог", потом перенесли огонь в глубь, на овраг, откуда я только недавно вернулся.

Мы уже выпили, и нам хотелось, чтоб они уже стали бы нас атаковать. У нас был пристрелян каждый куст , каждый изгиб местности. Я даже сказал "что это не артобстрел, а салют нашим погибшим товарищам. Давайте, мы вам покажем!".

Потом русские перенесли огонь на Большое Устье. Мы вжались в стенки окопа, и пили «чай», подбадривая друг друга. Земля сильно дрожала, говоря, что это больший калибр, чем они использовали обычно. Страшно не было. Спирт делал свое дело.

Артналет продолжался достаточно долго и закончился внезапно. Но, когда он закончился, ни какой атаки не последовало. Рассеялся дым и я выглянул из убежища. Оказалось, что выпили мы изрядно.

Шатаясь, я пошел в сторону второго расчета, проверить как у них дела. Но на том месте, где стоял их пулемет, зияла большая воронка и более ничего.

Постепенно стало теплеть. Если можно назвать это таким словом. Дневная температура - около 10 градусов мороза, ночная холоднее, но судя по всему мы привыкли. Нам, после морозов в 30 градусов казалось, что совсем тепло. При этом, днем солнце припекало, и холод чувствовался только в ногах. А знатоки говорили, что тут, под Москвой, снег лежит до "Праздника труда".

Через неделю нам удалось прогнать русских с плацдарма на тот берег. Собственно говоря, они сами ушли. Весь день эту узкую полоску земли обрабатывали наши минометы. Трудно было выдержать все это на необустроенном месте. Глубина снега там, на склоне, достигала метра. В снег от миномета не зароешься.

К вечеру наблюдатели донесли, что на нашем берегу ни кого живых не осталось. Ночью туда ползали саперы и расставили под снегом на склоне противотанковые мины. А также раскидали на нашем фланге, перед колючей проволокой у Большого Устья.

На следующий день мы узнали, что у русских появились танки. Расстояние между нами и лесом за рекой, где обосновался противник, было меньше километра, и нам хорошо был слышен рёв моторов и лязг гусениц на том берегу. Потом все стихло. Это же подтвердили перебежчики, которых отловили ночью напротив Большого Устья.

На следующий день, прямо с утра, начался артобстрел деревни Красная Горка и обеих рощ «Носка» и «Сапога». Похоже, русские подтащили тяжелую артиллерию, потому что этот артобстрел был мощнее и страшнее того, что мы испытывали до сих пор. На этот раз они не жалели снарядов и обстрел сперва длился час. Потом из дальнего леса за рекой пошла их пехота. Расстояние от них до берега было пол километра. Мы отрыли огонь по ним из винтовок.

Я смотрел в бинокль, как коричневые фигурки борются со снегом по пояс в снегу, падают и тогда их совсем не видно, не торопятся вставать. Наши минометы открыли огонь по тому берегу, а в ответ русские перенесли свой огонь вглубь нашей обороны. Тем не менее, вставая и снова зарываясь в снег, русская пехота уже добралась до мертвой зоны и исчезла из нашего поля зрения.

Наши пулеметы огонь не открывали, чтоб не тратить попусту патроны и не выдавать себя раньше времени. Затем из леса показались танки. Впереди шли два КВ, за ними несколько тридцатьчетверок. И один или два легких танка. Они построились клином и двигались в нашу сторону, стреляя сходу.

Собственно средств борьбы с КВ у нас не было, и мы рассчитывали лишь на то, что нам удастся отсечь пехоту. Может, удастся подбить гусеницу. Мы уже сталкивались с этими танками прошлой осенью. Тогда так и случилось. Русским не удалось починить гусеницу под нашим ураганным огнем, и они ночью бросили танк, даже не подорвав его, только изуродовав пушку.

Шло время, но из за перегиба склона ни кто не показывался. Только гремели взрывы. Судя по артподготовке - русским больше была нужна Красная Горка, и основные разрывы были видны там и в лесу за ней.

Мы находились сильно левее и нам оставалось лишь гадать, что там происходит. Но вот показался первый танк. Мы его даже не увидели полностью, как он резко дернулся и встал. Толи ему в башню попал снаряд или он сам наскочил на мину, Это был какой-то из легких танков.

Следом за ним стали появляется русские пехотинцы. Они делали два-три шага, потом ныряли в глубокий снег и исчезали из виду. Мы открыли огонь из пулеметов, Но подловить человека, когда он встает полный лишь на одну две секунды, не так уж и просто. При этом не знаешь, попал ли ты по нему или нет.

Русские медленно приближались к роще «Сапог». Мы ждали появления остальных танков, но их все не было. На нашем участке атака захлебнулась. Вряд ли мы перебили их всех, скорее всего, воспользовавшись высоким снегом, русские отползли назад по своим же следам. Но до «Сапога» они все равно добрались.

Следующий час внутри этого нагромождения деревьев шел ожесточенный бой. Наш левый фланг с замиранием следил за тем, что происходит там внутри. Стрелять мы не решались, так как с такого расстояния невозможно было определить своего или чужого в белых заснеженных фигурах.

Со стороны «Фасоли» в сторону «Сапога» была направлена рота саперов, которая была обстреляна и понесла потери при приближении к месту. После того как они проникли внутрь, бой разгорелся с новой силой.

Как потом мы узнали, русских остановили и тут, и у Красной Горки. А непрекращающийся наш минометный обстрел заставил залечь менее ретивых, и подкрепление им в рощу не последовало. Атака была отбита.

Из «Сапога» притащили русских пленных. Их живых осталось человек 15. В большой части молодые, но были и далеко не призывного возраста. Мы знали, что Советы еще с осени призывают в армию и стариков, и женщин, и почти детей. Получается, что мы воюем со всей их страной. Ну не можем же мы перестрелять всех.

Вечером нам рассказали про их танки, почему мы их так и не увидели. Первым через реку проскочил легкий танк и стал брать левее, где склон поменьше. Но там у нас все пристреляно артиллерией. Его подбили сразу, первым же снарядом, как он показался наверху.
Следом за ним пошел тяжелый, и провалился под лед. Глубина там, у берега, не большая. Он попытался выехать назад, но не смог.
Остальные скопились за ним и тоже не пошли вперед. Похоже природа на нашей стороне.

Вечером нас собрали на КП роты. Он находился в центре обороны, в роще «Фасоль».

Наша рота была разбросана по всему периметру. Моя группа - 4 пулемета (вернее - уже три), в Большом Устье, вплоть до «Ручки» (так называлось место слияния Угры и Вори). Затем два пулемета тут, в «Фасоли», и остальные - на правом фланге в районе Красной Горки и Красного Октября.

Одно минометное отделение находилось в овраге за Большим Устьем, второе в Красном Октябре. По результатам боя потери в роте составили 9 человек убитыми и 8 человек раненых. В основном от артобстрела.

Один тяжелый пулемет выведен из строя тут, в "Фасоли", одним и тем же снарядом убит связной и тяжело ранен дальномерщик.

По словам командира, капитана Гренцеля, в остальных ротах ситуация сильно хуже.

Со слов перебежчиков, против нас действовали (слева направо): 53 сд. Она овладела Малым Устьем и закрепилась там. Затем 5 гв. сд, и правее Аксинино, до Косой Горы, 415 сд. Плюс с фронта нашей 17 дивизии, из-под Шеломцев, сюда переброшены остатки русской 18 танковой бригады.

Эту ночь мы в полном составе провели на позициях. Русские пытались, под прикрытием темноты, подползти к нашей колючке, чтобы сделать проходы. Но мы их закапывали в снег.
Напротив Красной Горки тоже всю ночь шла перестрелка.

Переправившийся на наш берег противник пытался закрепиться, мы пытались не дать ему этого сделать. Тем не менее, за ночь силами, наверное, всей дивизии, они смогли перетащить на себе бревна и построить несколько дзотов и выложить бревнами переправу прямо по льду.

С утра, когда рассвело, мы были изумлены, увидев вполне пригодный к обороне плацдарм. Такой прыткости мы от них не ожидали. Утро началось с того, что прилетела русская авиация и начала бомбить наши тылы. Потом к ней опять подключилась артиллерия. Как и в предыдущий день, артобстрел длился около часа.

По дороге между оврагом и Большим Устьем носилась раненая лошадь. Я втиснулся в нишу укрытия, а звуки разрывов, вой осколков, сотрясение земли и ржание превращало на слух все происходящее снаружи похожим на пришествие всадников ада. Иногда сверху сыпалась тяжелая земля.

Как только обстрел поутих и русские самолеты исчезли, появилась три звена наших истребителей и, сделав круг над нами, улетели в сторону Юхнова. Мы высунули головы из наших укрытий. Прямо перед нашим пулеметом, метрах в 10, лежала убитая лошадь, практически полностью перекрывая весь обзор.

Я дал команду перемещаться на запасную позицию, а сам пошел по траншее проверить, как обстоят дела у остальных расчетов. Последний из них находился в доте в «Ручке» и я пошел туда. Траншея шла через деревню, но мы обычно ходили прямо по льду реки, под прикрытием склона.

Дот был повернут вдоль Угры в южном направлении. Отсюда просматривался если не весь русский плацдарм, то во всяком случае переправа была видна.

Я опять увидел странную картину. На переправе скопились русские танки, опять образовавши затор. На самом краю рощи «Ручка» были наблюдательный пункт и позиции (Kr.Sch.Btl.40) и они не скрывая удовольствия рассказали мне, что пока был артобстрел, русские было пошли на штурм «Носка».

Подошли танки. Первый танк (в тексте написано 50 тонный танк или 30 тонный. Иногда пишется Танк 34. Прим. переводчика) сразу как переправился - подорвался на мине, так же подорвался другой танк, который попытался его обойти справа. Остальные скопились сзади и в атаку не пошли.

Удивительно, но они не проверили заранее плацдарм и место предполагаемого наступления на наличие противотанковых мин. Вот сейчас бы сюда нашу авиацию. Такая цель шикарная пропадает.

Я вернулся обратно к первому отделению. Теперь наверняка русские будут ждать до ночи, потом оттаскивать поврежденные машины, потом разминировать под прикрытием темноты. Можно на сегодня расслабится, а ночью достать их минометами.

В обед, вместо горячей пищи, нам принесли консервы. Сказали, что нашу кухню разбомбили еще с утра. Но никто из поваров не пострадал.

После обеда мы попытались оттащить лошадь, для чего позвали на помощь солдат из саперного батальона, занимавших траншею слева.

Пока мы с ней ковырялись, со стороны Аксинино опять раздался шум танковых моторов. Я бросился снова к «Ручке» посмотреть, что там происходит. Очевидно, русские не стали ждать ночи и смогли таки разминировать склон перед собой, да так, что мы не заметили их активности с такого расстояния.

А дальше происходило следующее. Сперва КВ пошел вверх, перпендикулярно склону. Но чуть менее чем на треть, поднявшись, съехал на брюхе вниз. Следом это повторил танк Т-34. Единственное, что ему удалось  - подняться чуть выше. Затем мы это наблюдали продолжительное время.
КВ больше попытки не повторял, а более легкие Т-34 бросались на склон и сползали вниз. То ли очень глубокий снег, то ли склон под снегом обледенел.

Обойти самое крутое место справа они не решались, должно быть, опасаясь с одной стороны подставить борт под наши пушки (их легкий танк, стоящий неподвижно на склоне, был им хорошим об этом напоминанием), с другой стороны возможно и наличие там наших мин.

Этот участок уже хорошо нами простреливается и русским действительно нужно дожидаться ночи, чтобы запустить саперов. Уже под самый вечер одна из тридцатьчетверок, смогла-таки подняться на вершину склона встав сверху напротив «Щетки» и начала обстреливать фугасными снарядами рощу перед собой, пытаясь выявить наши огневые точки.

Из противотанковой артиллерии там были только 20 мм пушки, две 37 мм пушки и противотанковые ружья. Всем этим мусором мы не могли причинить емуни какого ущерба, по этому мы не открывали ответного огня.

Как стало темнеть, русский, пятясь задом, убрался восвояси. Все это время мы особенно не видели их пехоты.

Ночью были опять слышна стрельба в районе Красной Горки. Всю ночь летали осветительные ракеты. Наша дежурная смена тоже несколько раз открывала огонь. Но утро началось спокойно. Потеплело, настолько, что можно было целый день находится на улице. Принесли кофе, светило солнце. Я даже сходил в сторону нашего КП узнать новости вчерашнего дня. Капитана Гренцеля я не застал, а штабной курьер рассказал, что вчера во время авианалета русские, наверное по ошибке, хорошо отбомбились по нашей роще.

Уничтожена кухня, повреждены два (из четырех) танка, которые были переданы нашей дивизии на время из 20 танковой.
Потери в нашей роте - 1 человек тяжело ранен при бомбардировке.
При этом соседний полк оставил часть Красной Горки и сидит теперь в лесу за деревней. Вот такие новости.

Я вернулся на обратно в упавшем настроении. В полдень опять начался артобстрел. И снова в основном обстрелу подвергался Красный Октябрь и лес за Красной Горкой. Тут на нашем фланге курорт по сравнению с правым.

Русским нужны деревня Жары. Очевидно тем, кто на их пути, достанется больше и беды и славы. Потом опять показались русские танки и снова повторилась вчерашняя история.

Передний Т-34 с разбегу влетел на склон и опять сползла вниз. Но колея уже была пробита и с третьего или четвертого раза он заполз на вершину. Раздалось русское «Ура» и моментально из снега выросшие серые фигурки врагов двинулись в сторону Красной Горки, которая, по словам связного, была уже занята Красной Армией.

Что там творилось дальше, нам не было видно из-за формы рельефа. Но то, что русские минометы стали стрелять вглубь и разрывы были видны в Красном Октябре и в лесу за ним, говорило о том, что Красная Горка либо уже в руках противника, либо сейчас как раз там идет бой.

Три или четыре танка преодолели подъем и встав сверху на высоте, открыли огонь по целям, которые им удавалось распознать, в районе Красного Октября и левее. Они были хорошо видны даже нам с левого фланга.

Сперва около них маячила пехота и они медленно, преодолевая глубокий снег, поползли вперед. А мы отсюда, с довольно большого расстояния, пытались прижать пехоту к земле.
Один 50 тонный танк нашим даже удалось повредить - ему, похоже, перебило гусеницу.

При этом наши гаубицы били в основном по деревне Аксинино и по переправе, стараясь затруднить переброску их резервов. Минометы всех калибров, наверное все, которые были в дивизии, тоже открыли огонь по танкам как по ориентирам. Конечно, нанести ущерб танкам они не могли, но уложить пехоту и заставить ее держатся от них подальше нам всем вместе удалось.

Пехота залегла, танки остались одни и стали сдавать задом. Все, кроме одного. Одина тридцатьчетверка, которая шла первая, выскочила на дорогу и толи от безрассудства, толи не поняв, что остальные танки отходят, рванула по этой дороге в направлении деревни.

В это самое время по лесу междку Красным Октябрем и Красной Горкой вдарили "Сталинские органы". Мы в первый раз их тут слышали на нашем участке. Оружие мощное хоть и сильно не точное. По психологическому воздействию у русских ему не было равных. Слава богу, их концерты были не долгими.

При первых звуках этой «музыки» хотелось, как червяку, всосаться в землю. Оказывать сопротивление, высовываться наружу, вообще что либо делать под ударами этих ракет - это отчаянное мужество.

Если бы русская пехота поддержала бы свои танки, к вечеру они были бы в Жарах. Но Т-34 ворвался в Красный Октябрь один. В стереотрубу было видно, как он кружит там, давя наши недопушки. Мы ждали с замиранием, как болельщики на скачках, когда их лошадь проигрывает, что вдруг произойдет чудо. Чудеса бывают, но не в этот раз.

Танку можно было бы перебить гусеницу даже из 20 мм пушки или гранатой, и тогда и сам танк и экипаж был бы обречены (солдаты редко оставляли таких танкистов живыми). Но этого не произошло.

Раздавив несколько наших дзотов и сделав пару кругов по деревне, он опять выехал на дорогу и погнал что есть мочи обратно. После того, как он присоединился к оставшимся танкам, они еще час безнаказанно обстреливали фугасами лес правее деревни.

Это продолжалось бы до тех пор, пока у них не кончались бы снаряды. Но наше командование вдруг вспомнило, что у нас тоже есть артиллерия. Слава богу, а то мы думали, что всю нашу разбомбили русские. Тяжелые гаубицы из за леса наконец-то вдарили по русским танкам. Те же представляли неплохую мишень, сгрудившись на высоте.

Довольно скоро удалось подбить один из них. Остальные стали разворачивается или пятится назад. Мы взяли в прицел подбитый танк, но никого из экипажа не вылез. Русские, вместо того чтобы убраться к себе, все вывернули на дорогу и помчались по ней в нашу сторону. К ним присоединился КВ, который не смог до этого подняться на высоту и стоял на пол-пути.

Дорога шла между Красным Октябрем и Большим Устьем. Вдоль нее возле «Сапога» располагались пулеметные точки и находились подразделения охранения, не имевшие никакого тяжелого вооружения. Некоторые из них сбежали, как только появились танки, некоторые пытались спастись сейчас.
Кто-то пытался «бежать» по пояс в снегу в сторону рощи, кто-то просто зарывался в снег. Понятно, что через 10 минут русские будут здесь, если у них нет другой цели.

Я дал команду снимать пулемет со станка и побежал в сторону второго отделения. Для этого я вылез из траншеи и побежал по верху, чтоб мне не мешали пехотинцы, ждущие этих монстров, не особенно понимая, что делать. За что сам чуть не поплатился жизнью.

Из противотанковых средств у нас было несколько противотанковых ружей, которые были эффективным разве что против экипажей, им можно было кого-нибудь застрелить. Против танков типа Т-34 эта штука могла разве что в упор перебить гусеницу, если удастся попасть.

У нас, кроме нашего пулемета, ни чего не было. Отступать противно и унизительно, но еще унизительней просто так положить своих товарищей, которые без приказа не отойдут и погибнут здесь под гусеницами, в общем-то просто так. Пусть этот грех будет на моей совести, и я хоть с опозданием, дал приказ отступать, а точнее бежать в сторону склона реки.

Танки были без поддержки. Я уже видел, как они преодолевают склоны, а тут у реки склон значительно круче. Там мы сможем считать себя в относительной безопасности. Вот если бы сзади шла русская пехота, нам пришлось бы принять бой и наверняка бы погибнуть. Мы успели скрыться за склоном, взяв все боеприпасы, только не успели взять с собой станок. Он остался там, на окраине деревне. Это было непростительно.

На склоне, кроме нас было еще человек сто, из разных рот. Это значит, что еще много человек не покинуло траншеи. Русские танки ворвались в деревню (это был один тяжелый КВ и два Т-34 ) и стали давить наши позиции, руша дзоты и блиндажи, расстреливая все, что можно расстрелять.

В какой-то момент один из танков свалился одной гусеницей в траншею и повис на брюхе. Дальше - задача русских сводилась к тому, чтоб зацепить его за клыки и вытянуть.
Наша задача - не дать возможность экипажу это сделать хотя бы до ночи (а время было около 6 часов вечера). Дальше мы их попросту сожгли бы бензином.

Русские попытались закрыть корпусами провалившийся танк, чтоб экипаж мог его зацепить тросами. Но так как в траншеях еще остались наши солдаты, перекрыть провалившийся танк со всех сторон двумя оставшимися танками дело сложное.

Я послал солдата на КП доложить обстановку и сообщить, что сейчас танки сейчас представляют собой отличную групповую цель. Несколько часов русские пытались подцепить танк, и несколько часов мы им противостояли. Это превратилось в игру со смертью. Нужно было привстать из-за склона и быстро выстрелить, при этом не попав под пулеметную очередь.

Расстояние до танков было метров 150. При этом они вращали башнями, и посылали снаряд за снарядом в любую, даже эфемерную, цель.

К сожалению, как начало темнеть, русским все же удалось зацепить этот Т-34 и вытащить своего товарища. После этого они стали отходить в сторону плацдарма той дорогой, которой до этого они старались не использовать, опасаясь мин. У них не было другого выхода. Идти обратно в темноте, через высоту и рощу, без пехоты - значительно страшнее.
Они пошли через минное поле, которое мы своими пулеметами не дали расчистить русским саперам и, что закономерно, два из них подорвались на минах. Мы хотели возвращаться на позиции, как тут по Большому Устью с опозданием начала бить наша тяжелая артиллерия. Еще целых полчаса наши же пушки домолачивали остатки нашей линии обороны. Уже как совсем стемнело, мы вернулись на наши разоренные, но еще не занятые противником траншеи.