YOUR WEBSITES NAME
Дневники и воспоминания (РККА)
Воспоминания
Короткова Виктора Васильевича
начальника 6-го (шифровального) отделения штаба 160 сд
До войны был референтом 10 отдела МИД СССР. Попал в плен. После общения с перебежавшим к немцам майором Бочаровым, которого знал по службе в 160 сд, пошел на сотрудичество с немцами и оказался в РННА в п.Осинторф. В 1943 году вместе с большой группой сослуживцев ушел к партизанам. Руководил агентурной разведкой в партизанском полку Гришина.
Текст №1
Воспоминания.
Имена людей и детали событий, происшедших более 25 лет тому назад забыты, поэтому пишу все, что осталось в памяти и не гарантирую, что все имена и даты, указанные в этих воспоминаниях точны.
4 июля 1941 г. более 140 сотрудников Наркоминдела во второй половине дня построились на площади Воровского и к концу дня прибыли в школу на улице Двинцев в районе Сущевского вала.
На другой день нам стало известно, что мы вошли в состав 3 батальона 3 сп 6 дивизии народного ополчения Дзержинского района г.Москвы. Кроме нас в батальон прибыли бывшие рабочие и служащие завода «Борец», комбината твердых сплавов, фабрики им.Ногина и других рядом расположенных предприятий.
В этот же день в батальон прибыли из г.Ярославля молодые лейтенанты только что закончившие обучение (в военном училище). Этими лейтенантами был укомплектован средний командный состав стрелковых подразделений батальона. Командиром батальона был назначен капитан Сидоров.
Личный состав приступил с их помощью к изучению армейских уставов. Занятия в основном проходили в разных уголках кладбища, расположенного напротив школы. Батальоном командовал капитан запаса Мальцев.
11 июня к концу дня личный состав был погружен на бортовые грузовые автомашины и в ночь на 12 июля доставлен в г.Дорогобуж. В течение последующих дней батальон получал обмундирование (серные гимнастерки и брюки, пилотки, обмотки, ботинки, портянки и нижнее белье).
Основным оружием личного состава были лопаты, кроме того на взвод были получены по 3 польских винтовки, патроны к которым выдавались только тогда, когда личный состав обучался стрельбе.
13 июля полк был передислоцирован в район Гарестово (30-35 км южнее г.Дорогобуж) и приступил к оборонительным работам.
С 17 июля 1941 г. на юге от места расположения батальона начались пожары. К середине дня от бойцов отходящих частей мы узнали, что немцы в районе севернее г.Ельня высадили крупный десант. Командир батальона, сообщив об этом в полк, и не получив каких-либо распоряжений, принял решение вооружить личный состав батальона за счет отступающих бойцов и приказал нам занять оборону.
К концу дня передовые части противника были подпущены до нашей линии обороны и встречены внезапным огнем. Потеряв 17 человек, противник отступил и открыл по нашей обороне интенсивный минометный огонь, но этот огонь не помешал нам собрать документы с убитых немцев и подобрать 3 раненых их вояк. Некоторые бойцы вооружились немецкими автоматами.
В бою отличились ополченцы взвода связи 3 батальона, состоявшего в основном из молодых электриков комбината твердых сплавов и завода «Борец». В этом взводе был единственный станковый пулемет батальона, отобранный у группы отходящих бойцов.
К часу ночи 18 июля из штаба полка поступило распоряжение оставить линию обороны и передислоцироваться на северо-восток в лес 3 км восточнее населенного пункта Новый Городок. На утро мы узнали, что в этот район передислоцировалась вся дивизия с задачей подготовки линии обороны.
Вместе с ополченческим составом дивизии противотанковые рвы в месте пасположения нашего батальона копали студенты московских учебных заведений.
С 8 по 10 августа авиация противника, обнаружив место наших работ, страшно нас бомбила. Много студенстов погибло.
В результате разрыва авиабомбы в непосредственной близости от нашей щели я был контужен. Меня отправили в 495 медсанбат.
В конце августа после того, как ко мне вернулись слух, речь и я научился ходить без костылей, был назначен на должность начальника 6 отделения (шифровального отделения) штаба дивизии.
Штаб дивизии в это время находился северо-восточнее г.Ельня в дер. Богородицкое. Подразделения дивизии вели бои за город Ельня.
Дивизией командовал полковник Шундеев, начальником штаба был М.В.Лебедев, заместителем командира дивизии по политчасти был М.Н.Савельев, комиссаром штаба дивизии был Костюк, начальником оперативного отдела штаба дивизии А.Н.Рогозкин. Его замом был И.А.Миняев. Начальником строевой части был Сюборов, начальником политотдела был Куроптев, секретарем порткомиссии был Грановский. Начхимом дивизии был Шнарковский.
О разгроме немцев под г.Ельня в августе-сентрябре 1941 г. написано много. Бесспорно, на фоне наших неудач первых месяцев войны освобождение г.Ельня было большим успехом войск 24 армии, в которую входила и наша дивизия. Однако победа эта была не полной, т.к. немцам удалось почью на 5 сентября 1941 г. вывести из «ельнинского мешка» почти всю живую силу.
В середине сентября был получен приказ о том, что Верховное командование включило ополченческие дивизии в состав регулярных частей Красной Армии. 6 ДНО стала именоваться 160 сд. 1-й полк получил наименование 1293 сп, 2-й полк соответственно 1297 сп, а 3-й - 1297 сп. Арт. полк получил наименование 973 артполк.
В это время дивизия производила оборонительные работы западнее города Ельня и вела бои по уничтожению мелких авиадесантов противника. Саперы подразделений дивизии очищали местность и различные сооружения от немецких мин, личный состав стрелковых подразделений обучался методам ведения боя в разных условиях.
Каждый боец был вооружен нашим отечественным оружием.
Отдельный моторазведбат, которым в то время командовал 64-ти летний Ф.М.Орлов, осваивал довольно поношенные танкетки Т-27 и пытался применить в боях пулеметные тачанки.
Штаб дивизии передислоцировался в д.Мойтево.
Начало немецкого наступления 2 октября 1941 года застало меня в штабе 24 армии. Начальник шифр. отдела Штарма-24 подполковник Душкин поручил мне немедленно ехать в штаб Западного фронта для передачи секретных документов в шифротдел штаба фронта.
Уже находясь в 8 отделе штаба фронта я узнал, что 24 армия дерется в окружении юго-западнее г.Вязьмы. Там же позже я узнал, что от командующего 24 армией генерала Ракутина К.И. получена радиограмма: «Прощайте, товарищи!». На этом связь с армией прекратилась.
Разными путями в первые дни октября 1941 г. в Москву вышло из окружения 47 бойцов и командиров, в т.ч. Ф.М.Орлов, Шнарковский, Михаил Оводов, командир взвода Б.Зылев, военфельдшер В.Панина, командир отделения Е.Ольшанников.
Шнарковский и Ольшаников пронесли через линию окружения знамена 160 сд и полков.
Большинство из них обращались в Дзержинский РК ВКП(б) и оттуда направлялись в МИИТ, где было своеобразное представительство дивизии и склады. Там же находился выехавший из дивизии до немецкого наступления комиссар дивизии Савельев.
12 или 13 октября группа из 8 человек, куда входили Ф.М.Орлов и я, была вызвана в райком партии, откуда нас повезли в Наркомат Обороны. В Наркомате Обороны выяснилось, что Ф.М.Орлов в прошлом командарм 2 ранга. Тогда же ему было поручено приступить к формированию нового состава 160 сд с местом дислокации в районе ст.Гжель и штаба дивизии в санатории Коняшино.
С 15 по 17 октября группы бойцов нашей дивизии через РК ВКП(б) направлялись на Рижский путепровод для вылавливания из эвакуирующихся из Москвы паникеров и саботажников.
Затем, начиная с 20 октября, были высланы группы заграждения с грузовыми машинами на Можайское, Минское, Варшавское и Подольское шоссе с задачей задержания и доставки в МИИТ отдельных бойцов и мелких подразделений.
Во второй половине дня 22 октября 7 грузовых автомашин и одна легковая вывезли необходимое имущество и личный состав в деревню Григорово в районе ст.Гжель. Через несколько дней штаб дивизии переместился в санаторий Коняшено, мотострелковая рота под командованием ст. лейтенанта П.И.Мартыгинского - в дер.Кошелево, интендантские службы в деревнях Минино и Григорово. Полки и другие подразделения дивизии начали формироваться в деревнях Речицы, Гжель, Дементьево, Захарово, Кузяево и других.
В ноябре прибыли из управления Укомплектования назначенные на должности: комиссара дивизии полковой комиссар Зенюхов, начальника штаба - Русецкий, начальника 1-го отделения штаба дивзии майор Кириллов И.К., на должность ПНО-1 - капитан Рощин, начальника развед. отдела штаба дивизии капитан Михайлов, на должность ПНО-2 - Ханинсон. На должность комиссара штаба дивизии был назначен Я.М.Куликов - доцент МИИТа, а на должность начальника АХО штаба дивизии был назначен Сарычев Ф.И. - зам. директора МЭМИИТа по хоз. части. На должность начальника Особого отдела дивизии - Осадчий, на должность следователя - Солнцев. На долность ПНО-6 был назначен Василий Глебов (заместитель Короткова).
Весь ноябрь дивизия получала пополнение личного состава за счет выходящих из окружения. Кроме того, числом около 2-х тысяч бойцов поступили в 1295 сп шахтеры Донбасса.
Личный состав кроме ежедневных занятий по общевойсковой подготовке иногда направлялся на прочесывание лесов Раменского района и вылавливанию вражеских парашютиство.
5 ноября Ф.М.Орлов, взяв меня с собой в качестве адьютанта, прибыл в штаб Западного фронта в Перхушково. В эту поездку, а мы пробыли там 2 дня, «выбить» удалось нам для дивизии разрешение на получение артиллерийского парка с одним боекомплектом, минометов, пулеметов, автоматов, средств связи, а так же теплого обмундирования (прим. Митягина: В записи В.В.Короткова значится: 4 января 1942 года).
24 декабря мы прибыли в штаб фронта уже с другой задачей. Ф.М.Орлов говорил, что дальнейшее нахождение дивизии на формировании способствует только потере боевых качеств личным составом. По прибытии в Перхушково мы прежде всего отправились к члену Военного Совета Западного фронта Н.А.Булганину, который, рассмотрев представленные нами материалы о состоянии комплектации дивизии, заявил, что дивизия находится в резерве Главного Командования и по предварительным наметкам переброска ее на фронт намечена на май 1942 года и что вопрос немедленной переброски ее на фронт может быть решен только Военным Советом. После того, как аналогичную позицию занял и другой член Военного Совета фронта И.С.Хохлов, Орловы сказал: «Пойдем к самому», имея ввиду Г.К.Жукова. Прежде чем допустить нас к Жукову, начальник штаба и член Военного Совета фронта Соколовский так же внимательно ознакомился с представленными материалами по комплектации дивизии.
У Жукова Соколовский коротко доложил, что дивизия в основном укомплектована, а недостающее можно подбросить дивизии к моменту занятия ею рубежа обороны в районе Наро-Фоминска, где она должна сменить 201 латышскую сд, которую следует отвести для пополнения и выполнения другого задания. После этого между Жуковым и Орловы произошел следующий разовор.
Жуков, показывая место сосредоточсения дивизии в районе г.Алабино спрашивает: «Когда дивизия сможет передислоцироваться в этот район?
Орлов отвечает: «К исходу 26 декабря» (прим. Митягина: В записи В.В.Короткова значится: 8 января 1942 года).
Жуков: «Как же это так? Мы не сможем к 26 декабря подать вам железнодорожные составы».
Орлов: «Товарищ командующий, вы забыли что я - кавалерист…».
Жуков: «Ну и что же, что вы кавалерист. Ведь личный состав-то у вас не на конях?».
Орлов: «От района ст.Гжель до Алабино 100 километров. Это 2 перехода по 50 километров в сутки».
Уже сидя в автомашине на обратном пути, с распоряжением в полевой сумке о передислокации дивизии в район Алабино, Орлов сказал: «Да, сынку, погорячился я, но сказанного не вернешь. Надо приказ выполнять. Довези меня до Коняшина, а сам на этой же машине доставь мне командиров полков». В 1 час 30 минут ночи комдив Орлов открыл совещание.
В 6:00 утра 25 декабря 1941 года (прим. Митягина: В записи В.В.Короткова значится: 6 января 1942 года) полки начали марш. Уже на марше мы получили распоряжение об изменении места дислокации полков. Дивизия наша с хода должна была начать бои в районе г.Боровск. Штабу дивизии в соответствии с распоряжением следовало расположиться в 6 км восточнее гор.Наро-Фоминска (прим. Митягина: правильно - Боровска) в деревне Александровка.
После окончания боев в районе г.Боровска дивизия получила приказ о наступлении на северо-запад в направлении г.Верея. Штаб 160 сд расположился в г.Боровск.
15 дней в условиях низкой температуры (морозы доходили до -33 гр.) не имея возможности обогреться, т.к. немцы, отступая, сжигали все населенные пункты, вели мы бои за г.Верею.
На дорогах в разных позах полузасыпанные снегом лежали застывшие трупы немцев. В лесах мы находили группы немцев, застывших вокруг погасших костров.
В то же время мы находили так же большое количество расстрелянных фашистами женщин, детей и стариков. Разведчик 1293 сп Фролов (прим. Митягина: правильно - Филиппов) сам истекая кровью, сообщил, что в церковь деревни Спас-Косицы Верейского района гитлеровцы согнали население окружающих деревень и готовятся взорвать ее (эту церковь). Рота автоматчиков одним броском выбила немцев из деревни и спасла жителей.
23 января дивизия наша получила приказ о передислокации в район населенного пункта Шанский Завод.
В ночь на 26 января 160 сд из района Шанский завод прошла через ст.Износки на запад в общем направлении в район г.Вязьмы.
На всем пути движения в условиях бездорожья и отсутствия маскировки 160 сд неоднократно подвергалась ударам немецкой авиации и потеряла на марше более 700 человек убитыми.
Утром 26 января 1942 года в деревне Белый Камень (10 км юго-западнее ст.Износки) попал под бомбы штаб 160 сд. Были тяжело ранены Ф.М.Орлов и начальник политотдела дивизии, погиб целиком штаб артиллерии 160 сд. Остальные штабные подразделения не попали под бомбежку в связи с тем, что автобус, в котором они передвигались, завяз перед деревней Белый Камень. Командование дивизией принял на себя начальник штаба Русецкий.
В ночь на 1 февраля, когда штаб дивизии расположился в деревне Александровка (15-18 км восточнее ст.Волоста-Пятница) Русецкий направил шифровку на имя командующего 33 армией генерала Ефремова М.Г. о том, что он считает дальнейшее движение дивизии до подхода тылов и без прикрытия флангов преступным.
На эту шифровку М.Г.Ефремов ответил: «Прикрытие флангов - задача других дивизий. Ваша задача - непрерывное движение на город Вязьму». Приказ был выполнен.
Дивизия повернула на северо-запад в район г.Вязьмы, но отсутствие снарядов не дало возможности выбить немцев из занимаемых ими населенных пунктов.
Ближе всего к городу Вязьме (20-22 км) подошли подразделения 1295 сп под командованием полковника Н.А.Оглоблина, однако они понесли большие потери от действий немецкой авиации. В последующем они так и не смогли продвинуться дальше не имея в достаточном количестве патронов и снарядов.
В ночь на 2 февраля штаб дивизии занял деревню Дашковка. Там же расположились штабы и других соединений (113 сд и 338 сд) Ударной группы 33 армии.
Примерно в 9 часов утра немцы начали одновременное наступление на эту деревню с востока и с запада. Бой шел в течение всего дня. Мы понесли большие потери. Погиб комиссар 160 сд Зенюхов. Он был похоронен в селе Красное. Погиб командир 113 сд и много других штабных работников погибло в том бою. Прямым попаданием снаряда была уничтожена вместе с расчетом наша дивизионная радиостанция, установленная на санях.
В ночь на 3 февраля штабы отошли в лес, что 2 км южнее деревни Дашковка. 3 февраля мы узнали о том, что на марше при обстреле немецкими самолетами погиб полковник Оглоблин.
4 февраля в штабе 160 сд стало известно, что наша Ударная группировка от основных сил фронта отрезана, что противник восстановил линию своей обороны по реке Угре и реке Воря.
Весь февраль и март окруженные дивизии вели бои в условиях недостатка боеприпасов.
В конце января прибыл к нам новый комдив генерал Ревякин, но он скоро был отозван назад.
Ввиду недостатка продовольствия люди начали пухнуть от голода. Сухари, сбрасываемые с самолетов, часто при ударе мешков о землю высыпались и смешивались со снегом, а то и с махоркой, если махорка укладывалась в другое отделение того же мешка.
Плацдарм наш был длиной до 60 км и шириной километров 12-15, а к началу апреля он был перерезан в нескольких местах танковыми силами противника.
В этих условиях люди беззаветно дрались и наносили большие потери немцам в людях и в технике.
Немцы сбрасывали нам листовки, предлагали сдаться и обещали сытый плен. Они по ночам вели по плацдарму артогонь и бомбежку по огням.
Штаб 160 сд из леса южнее деревни Дашковка в середине февраля переместился в лес, что 1 км юго-западнее деревни Беляево.
В дивизию прибыл новый комдив Якимов.
Штаб дивизии здесь подвергся нападению немецких автоматчиков.
В начале марта наш штаб переместился в лес, что находится у деревни Федотоково, а затем в деревню Шпырево.
До нас каждый день доносились звуки артогня с фронта. Часто мы слышали звуки наших «Катюш». Эти звуки вселяли в нас надежду. Но приказа ударить по противнику с тыла к нам не поступало. Мы по прежнему должны были отвлекать на себя большие силы противника.
Приказ о выходе из окружения поступил к нам 9 апреля.
Нам было сообщено, что нашей задачей является выход на юго-восток на берег реки Угры в районе деревни Костюково, где нас должны были встретить части Красной Армии.
Утром 11 апреля 3 колонны прикрываемые с тыла специально созданным по приказу генерала М.Г.Ефремова отрядом подполковника Кириллова И.К. начали штурм вновь созданной немцами линии обороны в лесу по дороге Беляево - Буслава.
Действия колонн сковывал обоз, в котором находилось более 5000 человек раненых.
Прорвав линию обороны колонна медленно продвигалась на юго-восток и к исходу 14 апреля достигла леса 1 км южнее деревни Новая Михайловка. Всю ночь группы разведки искали пути дальнейшего продвижения
Всю ночь группы разведки искали пути дальнейшего скрытного продвижения.
К рассвету первая колонна вышла на поле западнее дер. Новая Михайловка и начала продвигаться на север. На марше при переходе дороги, ведущей из дер. Новая Михайловка на запад, колонна была разрезана кинжальным огнём из леса и деревни. Во время этого обстрела был тяжело ранен командующий 33 армией генерал-лейтенант Ефремов*. В дальнейшем мы его потащили на плащ-палатке.
Из леса, что в 2 км северо-западнее дер. Новая Михайловка, мы повернули на восток и, перейдя р.Собжонку (следует читать р. Ключик - пояснение Митягина) по грудь в снеговой воде, выбили немцев из дер. Жары**. Операцию проводил молодой полковой комиссар из штаба 33 армии (фамилию его я не знаю) и наш майор Рощин Семен Алексеевич.
Из дер. Жары нас выбили танки. Мы снова вернулись через реку в лес, откуда во второй половине дня начали медленный марш на северо-восток.
Напряженная обстановка, истощение, недосыпание сказались на людях. Они засыпали стоя как только колонна останавливалась. Несколько человек сошло с ума. Паникеров расстреливали на месте.
В начале ночи колонна прошла в непосредственной близости от немецких блиндажей. Мы видели свет, когда открывались двери блиндажей, при выходе немцев. Колонна молчала.
Примерно к часу ночи с 15 на 16 апреля колонна вышла на опушку леса. Впереди поле, а за ним снова лес. За лесом река Угра. Разведчики донесли, что в том лесу засада немцев. Принято решение - атаковать их. Вначале мы бежали молча. Стрелять было нечем - не было патронов. Вслед за стрельбой немцев раздалось наше «Ура!».
Когда мы вбежали в лес, то обнаружили наскоро сооруженные оборонительные сооружения, щиты и стреляные гильзы. В связи с ранением и потерей крови во время этой атаки, я сел в каком-то овраге. В таком состоянии меня обнаружил командир роты отдельного батальона связи Блинков Владимир (очевидно Блинков Василий Николаевич - справка Митягина). Он помог мне спуститься по крутому, заросшему лесом берегу к реке Угре. Вместе с ним мы начали переходить её. Перед нами по другому берегу виднелись дома деревни Костюково.
Люди проваливались в воду, снова поднимались и бежали, бежали, надеясь, что на том берегу нас встретят свои. Но берег молчал. И только тогда, когда передние приблизились к тому берегу, над деревней поднялись ракеты. По людям был открыт огонь. Трассирующие пули, ударяясь об лед, поднимались как ракеты к верху. Многие сразу были убиты или ранены. Над рекой начались крики и стоны.
Очень немногие переправились через Угру и обтекли деревню с севера. Значительно большая часть вернулась на правый берег.
После небольшого времени, затраченного на концентрацию людей в одном месте, было принято решение двигаться по этому берегу на юг.
По пути выбили немцев из дер. Малое Виселево и устремились в хаты в поисках пищи и тепла. Я сразу же заснул. Когда меня располкали, хата горела. К деревне приближались танки. Генерал Офросимов***, сообщив, что Ефремов застрелился, сказал, что дальше идти вместе нельзя, надо просачиваться мелкими группами на юг, к городу Юхнову. Там, на другом берегу р.Угра должны быть части Красной Армии.
Так прекратила существование группа бойцов и офицеров 33 армии, пытавшаяся выйти из окружения вместе с генералом Ефремовым. О судьбе колонны, отрезанной в районе дер. Новая Михайловка значительно лучше меня может сообщить генерал Кириллов Иосиф Константинович, т.к. он вел эту колонну в район дер. Желанье к местным партизанам и месту расположения кавалейского корпуса генерала Белова.
К изложенному выше следует добавить сообщение жены Короткова В.В. - Теодорович (Коротковой) Антонины Даниловны:
1. Коротков В.В. попал в плен 17.04.42 г. Находясь в плену, в лагере военнопленных в каких-то вонючих ямах, он был обнаружен бывшим начальником сапёрного батальона 160 сд бывшим майором Красной Армии Бочаровым Алексеем Матвеевичем, перебежчиком к врагу. Оба знали хорошо друг друга. Бочаров посоветовал Короткову согласиться на вербовку к немцам. Так Коротков очутился в разведшколе абвера в Осинторфе. В том Осинторфе Бочаров был большим начальником.
2. Коротков В.В. в 1943 году бежал из разведшколы в очень большой группе бывших курсантов той школы. Они бежали, прихватив оружие и затворы от пушек (каки уж там не знаю). Бежали они в партизанский отряд Гришина.
А.М.Бочаров - враг советских людей. Он тогда же связался с власовцами. Можно об этом прочесть в журнале «Смена» статью Анзимирова «Конец «Седой головы». Журнал вышел в середине 60-х годов.
3. Генерал Ревякин В.А. сразу же после вступления в должность комдива 160 сд без обиняков предложил Антонине Теодорович: «Будешь при мне!». Она же ему возразила: «Я здесь с мужем». Вопрос был исчерпан.
4. Еще в период нахождения в Шпыревском лесу в одном из боев одной и той же очередью были разрывными пулями ранены Теодорович А.Д. и начальник Особого отдела 160 сд Осадчий. Теодорович была ранена в руку, а Осадчий - в ногу. В виду этих условий Осадчий был оставлен в Шпыревском лесу. Но, возможно, это было и в период прорыва группы Кириллова к партизанам Жабо, во время марша к Жабо.
5. Глебов Василий, заместитель начальника шифровального отдела (ПНО-6) 160 сд, т.е. помощник Короткова В.В., вышел в группе Кириллова к партизанам Жабо. При этом, когда переходили большак Вязьма-Юхнов, Глебов помог Теодорович выбраться из низины наверх. Антонина Даниловна уверена, что тогда она одна не смогла бы преодолеть в сапогах 41 размера такой подъем. Она была кроме всего очень обессилевшая от голода и недосыпаний.
6. Шнарковский - начхим 160 сд по неосторожности сам себя ранил из пистолета. Он носил пистолет за ремнем.
7. В период нахождения штаба 160 сд в лесу под Дашковкой произошел такой эпизод: штабная землянка была накрыта стеблями льна, причем очень сухими. Стены так же были выстелены льном. Была ночь. Все отдыхали. Дежурный топил печку, сделанную из железной бочки. Здесь он вздремнул у тепла, окурок изо рта выпал на пучок льна и тот вспыхнул. Полыхнула вся землянка. Теодорович выскочила как рысь из полыхавшей землянки, но с пишущей машинкой в руках. Коротков выскочил вслед с железным ящиком в руках. В ящике очевидно были шифродокументы.
8. Зам. начальника разведотдела был Ханинсон. Он остался в лесу при выходе к партизанам Жабо. Так он обессилел, что не мог совершенно идти.
9. Помощник начальника 1-го отделения штаба 160 сд был капитан Рощин.
10. Следователь Особого отдела 160 сд - Солнцев.
11. Пансков - офицер штаба 160 сд в окружении под Вязьмой в апреле 1942 года.
12. Кириллов И.К. писал с фронта ответное письмо Коротковой А.Д. и прислал ей аттестат. Письмо его Теодорович (Короткова) бережет до сего времени.
Примечания Митягина, сделанные на другой копии воспоминаний:
* Здесь был ранен не генерал-лейтенант Ефремов, а генерал-майор артиллерии Офросимов
** Есть сведения, что дер. Жары захватывали бойцы 338 сд во главе с ее комдивом полковником Кучиневым
*** Генерал Офросимов был тяжело ранен раньше Ефремова и не мог ничего сообщать
Текст №2
С начала февраля 1942 г. 33 А находилась в окружении. Гитлеровцы неоднократно разбрасывали с самолётов лестовки с призывом к сдаче. Генералу Ефремову обещали сохранить генеральскую форму, личное оружие, ордена и дать большое вознаграждение. В ответ Ефремовцы разгромили штаб вражеского пехотного корпуса. Тогда гитлеровцы бросили против советских войск авиацию и танки. Наши воины понесли потери.
5 апреля радист штаба Ефремова принял телеграмму-приказ штаба Западного фронта выходить на большую землю.
Для содействия переходу линии фронта части 43 армии должны были нанести удар по противнику с фронта. Недалеко от деревни Желтовка Вяземского района в штабном блиндаже Ефремова был разработан план выхода.
7 апреля всем подразделениям, частям и службам был дан приказ сосредоточиться в Шпыревском (Жолобовском) лесу.
Через 4 дня сосредоточение закончилось. Все запасы продовольствия были розданы на руки. В ночь на 12 апреля началось движение…
В составе 33 армии в тот период служил начальником шифровального отделения 160 сд Коротков Виктор Васильевич, 1912 г.р., до войны референт 10 отдела МИДа.
С 16 апреля 1942 г. по 22 февраля 1943 года Коротков находился вначале в плену, а затем служил добровольцев в РННА. По этому поводу он впоследствии вспоминал:
16 апреля 1942 года я оказался в плену у немцев.
17 апреля меня, бывшего начальника 2-го отделения штаба 160 сд майора Михайлова, офицера связи дивизии ст. лейтенанта Букина, начальника 5 отделения штаба нашей же дивизии, секретаря-машинистку особого отдела 329 сд Аню отправили в деревню Богатыри.
Числа 25 туда же привели командира сапёрного батальона 160 сд майора Бочарова. Держали нас там до 1 мая.
1 мая через Знаменку доставили нас в лагерь военнопленных города Вязьмы. Переночевав, нас отправилил в Красный Бор под Смоленском. Здесь Бочаров согласился принять участие в создании отрядов из русских солдат…
В 10-х числах июля я уже был в Осинторфе. Первые попытки связаться с партизанами относятся к периоду создания ансамбля и газеты. Нас было трое: я, Костя Привалихин и политрук Родин. Для этого, т.е. для попытки розыска связей с партизанами мы выбрали ст. лейтенанта Князева. Родин имел с ним несколько бесед и сделал заключение, что человек он наш и ему можно довериться.
Я же не доверял Князеву, т.к. видел, что с ним слишком много «нянчатся» руководители соединения «700» РННА.
На первой беседе с Князевым, устроенной под видом попойки, я попросил Князева рассказать о себе, а затем сразу поставил вопрос, что он думает о связи с партизанами и что делает для этого, имея конечную цель перевода наших людей к партизанам…
Случилось так, что когда Князеву удалось улучшить момент и уйти к партизанам, меня не было в Осинторфе… Я был вынужден выехать в Смоленск…
Узнав об уходе роты Князева, я был рад и вместе с тем недоволен, что мы остались в Осинторфе…
Мы надеялись, что Князев о себе даст знать… Было трудно… хотелось застрелиться.
Родин, Сахаров, Привалихин попивали…
В ноябре 1942 года по возвращению с экскурсией по Германии я познакомился с майором Руденко - командиром арт. дивизиона. Узнав его мысли, я указал ему на большие возможности, имеющиеся у него для поисков и связи с партизанами. В этом же направлении действовал и Сахаров (однофамилец того Сахарова).
В декабре 1942 года пронеслись первые слухи о перебазировании соединения в район Березино. Русский штаб продолжал оставаться в Осинторфе.
К этому времени мы получили возможность связаться с полком Гришина (партизанский полк) через учительницу местечка Барановичи Веру Обухович. Сравнительно долго ждали её из полка и вот 19 февраля 1943 года она появилась с долгожданным письмом, указывашим место дислокации полка.
К уходу были подготовлены рота 4-го батальона и арт. дивизион. Уход был назначен на день Красной Армии. Был разработан план увода личного состава, увоза боеприпасов, вывода из строя орудий и взрыва складов вооружения и боеприпасов, для чего на складах были сосредоточены для запала необходимые запасы тола и мин. Возможные пути доступа в склады были тщательно заминированы. Практическое осуществление минирования производил Миненков. Я ещё собирался остаться в Осинторфе и попасть в Березино,
21 мне сообщили Рыль и Бочаров, что через 2 дня я должен выбыть в распоряжение «Русского комитета» в Берлине…
Я очутился в сложном положении. С одной стороны, я знал, что если свяжусь с Москвой, я смогу быть полезным для Родины. С другой стороны, я считал, что в Берлине самостоятельно не смогу отыскать людей и погибну не только физически, но, что страшнее - политически. Решил тогда я пожертвовать своим псевдонимом и послал в Москву телеграмму. Когда же я спросил «Веру»: сколько примерно нужно времени для того, чтобы получить ответ на телеграмму? Она ответила, что в лучшем случае надо ждать неделю. Мне стало ясно, что с Москвой я связаться не сумею. Было решено уходить в партизаны, о чём я поставил в известность Сахарова…
Касаясь вопроса зарождения добровольческого формирования на Осинторфе, заданного следователем, Коротков Виктор Васильевич пояснил:
«В начале 1942 года некоторые лица из числа белоэмигрантов, проживавших не только в Германии, но и во Франции, и в Польше получили от германского министерства пропаганды приглашение поехать в оккупированную Германией часть России и приступить там к созданию Русской воинской части из военнопленных Красной Армии. Не исключена возможность, что некоторые белоэмигранты и сами проявили инициативу».
Уже в марте 1942 года в Смоленск прибыли первые белоэмигранты…
Они получили разрешение отобрать в лагере военнопленных 30 человек и выехать с ними в Осинторф. В группе военнопленных были сержант Архипов, старший лейтенант Проскуров, Кондратьев, Белобровец, Головченко.
Примерно в это же время начала свою деятельность и школа диверсантов, разместившаяся в здании Смоленской МТС в 6 километрах от города по Рославльскому шоссе. Руководителями школы являлись Китлер и Обухов.
Немецкий штаб соединения подчинялся штабу по делам русских. Этот штаб помещался на 3 этаже дома на ул. Дзержинского (что против управления НКГБ), в его же подчинении была и школа в МТС.
В целом всё входило в систему ОКХ - Оберсткоманда ХЕЕРСТ - Верховное командование службы ближнего тыла.
Касаясь провокационной операции против штаба корпуса генерала Белова, Коротков рассказал, что после возвращения в Осинторф многие участники операции получили награды, повышение в звании. Так, Бочаров и Рыль были произведены в подполковники. Бочаров получил бронзовую медаль. Отличившиеся солдаты стали лейтенантами и старшими лейтенантами, например Архипов…
Из книги Н.И.Москвина «Партизанскими тропами»:
Виктор Васильевич Коротков в свои двадцать восемь лет успел окончить два института - металлургический и радиотехнический, да к тому же успешно выдержал экзамены на вокальное отделение консерватории. Но ни инженером, ни певцом не стал. Его направили на дипломатическую работу. Коротков великолепно знал немецкий язык и в первые дни Отечественной войны работал в Наркоминделе.
Когда враг подходил к столице, он пошел ее защищать, влившись в одну из московских ополченческих дивизий. Находясь в составе 33-й армии генерал-лейтенанта Ефремова, окруженной весной 1942 года под Вязьмой, Виктор Васильевич был тяжело ранен и попал в плен. В Оршанском лагере смерти ему грозило медленное мучительное умирание. Гноилась рана, уходили силы - в таком состоянии рассчитывать на побег было невозможно. Нередко приходила мысль о самоубийстве.
К этому времени немецко-фашистское командование задумало сформировать из советских военнопленных несколько дивизий, пополнив их на оккупированной территории местными жителями призывного возраста. Часть таких соединений предполагалось использовать на советско-германском фронте, часть - против армий наших союзников и для борьбы с партизанами. Специальные группы и отряды фашисты намеревались засылать в наш тыл с диверсионными и шпионскими целями. В Оршанский лагерь приехали вербовщики - белогвардейские офицеры, присланные для этой цели из Германии, и немцы русского происхождения.
Короткову, как многим другим, предложили вступить в «русскую национальную армию», чтобы сражаться за «свободную Россию», но он с презрением отверг это подлое предложение. Добровольцев вообще нашлось немного. Через несколько дней в лагере появился власовец Бочаров, который знал Виктора по службе в ополченческой дивизии. He получив согласия Короткова добровольно вступить во власовскую армию, Бочаров пригрозил ему расправой. Нелепо было погибать, не попытавшись найти выхода. И тогда с вполне определенной целью - получить в руки оружие и при первой возможности уйти к партизанам - Коротков дал согласие.
Вскоре он был в Осинторфе, где формировалось власовское соединение. Виктор присматривался к солдатам и офицерам, собранным на Осинторфе, искал нужные связи. С сожалением убеждался, что среди бывших военнослужащих нашлись продажные души, стремившиеся всячески приспособиться к «новому порядку» оккупантов. Но, конечно, порядочных людей, даже среди запуганных и одураченных, было неизмеримо больше, чем подлецов. Ненадежность своей затеи чувствовали и фашисты. Болтая о «самостоятельности» добровольческого командования, они вели непрерывную слежку за каждым солдатом и офицером.
Тем не менее к осени 1942 года на Осинторфе уже действовали подпольные группы, которые нащупывали связи с партизанами, распространяли вести с советского фронта, готовились к побегу. Первые группы бежали осенью в бригаду Константина Заслонова и другие партизанские отряды Белоруссии. О своей деятельности по разложению власовских формирований Коротков вспоминает очень скупо: «Личный состав соединения составляли солдаты и офицерм Красной Армии, доставленные разными методами из лагерей военнопленных. Некоторые из этих людей, несмотря на крайнее истощение, буквально на второй день пытались бежать в одиночку или мелкими группами к плртизанам и, как правило, погибали из-за незнания обстановки. Некоторые становились на путь предательства. A большинство нуждалось в связях и в руководстве.
Ненависть к фашистам возбуждала y людей, попавших к предателям, жажду активных действий, но гибель бежавших одиночек подрывала веру в возможность успешного побега. Многие с горя стали пить, тем более, что фашисты поощряли пьянки. К таким принадлежали старший лейтенант новосибирец Александр Сахаров, и майор Руденко. В состоянии сильного опьянения они no стесняли себя в выражениях и сыпали угрозы в адрес оккупантов. Я решил им довериться, привлечь их к деятельности пашей подпольной группы, готовившей побеги к партизанам. Доверие преобразило людей, особенно Сахарова. Они стали активнейшими и трезвейшими членами подполья.
В июле 1942 года ядро нашей группы состояло из членов партии, бывших офицеров 160-й стрелковой дивизии, входившей в 33-ю армию. В августе нам удалось организовать побег к партизанам роты Князева. Однако связных от нее мы не дождались.
В сентябре 1942 года через собранный мной компактный радиоприемник мы каждую ночь получали сводки Совинформбюро. К 11 часам утра во всех батальонах доверенные лица пересказывали содержание этих сводок.
Вскоре я познакомился с учительницей из деревни Бабиновичи Верой Обухович, которая взялась связать нас с партизанами. Через два месяца Вера принесла нам письмо за подписью C.В.Гришина и A.А.Милехина. К нам и до этого попадали листовки полка Гришина, нo откуда они приходили и где находились партизаны, мы не знали. На этот раз письмо партизан, отпечатанное на штабной машинке с неровным шрифтом, было как протянутая рука помощи. У большинства из нас оно вызвало слезы радости, энтузиазм, стремление немедленно бежать из логова предателей.
К побегу была подготовлена рота тяжелого вооружения, артиллерийский дивизиои и подразделение боепитания. Побег приурочивался к 25-й годовщине Красной Армии. По рекомендации подпольного комитета, Сахаров, числившийся техником по вооружению, добился сдачи в мастерские автоматического оружия, якобы «для проверки и пристрелки».
В ночь на 23 февраля были заминированы артиллерийские склады, майор Руденко с помощью своих бойцов снял со всех орудий замки и под предлогом поездки за дровами вывез их в лес, где они были навсегда похоронены в топи болот. Я выходил с группой в восемьдесят девять человек, a Вера Обухович ушла с группой Руденко, которая увозила орудийные замки. По договоренности мы должны были встретиться на сборном пункте в одной из деревень. Но в связи со взрывом артиллерийских складов немцы организовали погоню, и в полк мы добирались разрозненно.
К Гришину тогда пришли сто тридцать один человек, a более четырехсот солдат и офицеров попали в белорусские партизанские отряды и в бригаду Шлапакова. Каждый из нас, вырвавшихся из Осинторфа для продолжения борьбы с фашистской нечистью, до конца своих дней останется обязанным полку «Тринадцать» и патриотке из деревни Бабиновичи учительнице Вере Обухович. Она не дожила до дней нашей победы. Когда партизанский полк «Тринадцать» выходил на юго-запад Смоленщины, она еще раз пошла в Осинторф, чтобы вывести оттуда группу врачей, подготовившихся к побегу. Но какой-то подлец предал ее, и она была зверски замучена оршанским гестапо.
Так пришел в партизаны Виктор Коротков и члены его группы. Распределенные по подразделениям, они героически сражались с немецко-фашистскими захватчиками, многие погибли в боях, другие дошли до Берлина.