Дневники и воспоминания (немцы)

21.1.42:
Мы прибыли на сборный пункт. Поезд отправляется в 9:55 с Киевского вокзала. Настроение плохое. Нам говорят, что мы едем на фронт. Мы загружаемся в вагоны. Спал крепко. Все идет ничего.

22.1.42:
3 часа ночи, Наро-Фоминск, ни одного обитаемого дома. В 10 часов мы добрались до Боровска, который мы взяли за 3 дня. Нельзя сказать, что Боровск разрушен; на южной окраине города сгорело несколько домов. Настроение лучше не стало. Мы двигаемся дальше.

23.1.42:
Направление движения: прямо на фронт. У меня обморозилась одна нога. Многие отстали. Борис, Владимир и Саша вернулись: дураки, совершенно напрасно! Мы двигаемся ночью, названия населенных пунктов я не знаю.

24.1.42:
Мы порядочно продвинулись вперед, вокруг нас горят подожженные немцами деревни. Двигаемся дальше. Я с Петей отстал, за пару сапог нам дали котелок с картошкой. Ну и дела!

25.1.42:
Мы постепенно вооружаемся, так, мы нашли ручную гранату. Вечером мы догнали наших на машине. Мы все еще без обмундирования (валенок). Здесь мы делимся. У нас первый раз появилась еда. Условия ужасные. Борис потерялся.

26.1.42:
Написал Надюше. Мы - в деревне, расположились на отдых. Артиллеристы снабдили нас продовольствием, для начала мы все вместе. О свободном времени нет и речи. Вечером нам выдали обмундирование и оружие. Мы двигаемся дальше.

27.1.42:
Вот и первый выстрел: с Петей на посту я чуть было не застрелил одного из наших. Чувствую себя, как в страшном сне. Вокруг нас все горит. Мы двигается через Шанский завод.

28.1.42:
Утром все продолжается, вдруг появляется Борис, его прикомандировали к нашему отделению. Мы двигаемся через Кобелево и Новую Луку, где мы с Борисом и ночуем.

29.1.42:
Мы знаем точно, что идем в направлении на Вязьму. Мы двигаемся ночью, спим 2-3 часа. Мы измотаны. Продовольственное снабжение хорошее. Борис заболел. Плохо.

30.1.42:
Мы получили приказ выбить немцев из деревни Демидовка. По стратегическим соображениям до боя дело не дошло. Мы прошли мимо деревни Красное. Впереди нас немцы.

31.1.42:
Утро, дальше мы двигаться не стали, а вернулись в Красное, где разместились в одном нежилом доме. Уже 4 дня нас обстреливает авиация. Настроение скверное. Все продолжается и дальше.

1.2.42:
Мы продвинулись на 30 км, прошли деревню Вяловка. Здесь весь полк остановился. Будет бой за деревню
Карповка.

Бой за деревню Карповка.

В 12 часов мы вышли из деревни Красное. Мы проходим через несколько деревень и доходим до Вяловки. Здесь полк останавливается. Только 1-й батальон продолжает двигаться дальше.

Получили приказ выбить немцев из Карповки. Мы занимаем боевой порядок. Я с Борисом на правом фланге. Мы подползаем к окраине деревни на удалении ок. 150 метров и открываем огонь из винтовок и пулеметов. Так продвигаемся вперед.

Немец ожесточенно стреляет из винтовок, пулеметов и минометов. Вдруг я слышу примерно в 3-х метрах впереди меня, как стонет командир отделения Назаренко. Под сильным огнем я ползу к нему. Он ранен в ногу. Я тащу его под огнем 300 м назад. Неожиданно я теряю сознание: я ранен. Когда я снова прихожу в себя в одном из рвов, меня перевязывает санитар - хороший парень Степан из Новосибирска. Я ползу к дороге - долгий путь. Уже светло, пули свистят, очень тяжело ползти. После того как я прополз 2 км, я встал и пошел к перевязочному пункту.

Там я услышал, что мы Карповку не взяли. Борис ранен в трех местах. Немцы, должно быть, сняли с него валенки и затащили его в какой-то сарай. Его ноги были сильно обморожены. Его доставили на перевязочный пункт, когда мы уже ушли.

Результат боя:
12 осталось в живых, и еще 15 раненых. Все остальные погибли, среди них командир батальона, политрук Петровский, все пулеметчики и другие.

2.2.42:
Путь к району вокруг Белого Камня отрезан. Целый день я разыскиваю медсанбат. Остановился у одного крестьянина. У меня сильно болит нижняя губа. Что стало с Борисом, я не знаю. Петька был прикомандирован к другому батальону.

3.2.42:
Я в Беляево у одной старушки. Хорошая женщина. Она и поесть мне дала. Губа болит. Здесь находятся и те шоферы, которые согласились довезти меня до Боровска. Славные парни, Салка (Славка -?) и другие.

4.2.42:
Ждать машину мне надоело, я иду пешком до Нов. Луки. Там живут 2 девушки. Родителей одной из них убили немцы. Я написал, что ранен.

5.2.42:
Окружение. Утром я узнаю, что нам путь на Боровск отрезан. Мы окружены. Скоро эта особенно важная дорога должна быть зачищена. Я остановился в Бабинках.

6.2.42:
Я встретил товарищей по несчастью. Добыл пистолет ТТ. Делать совсем нечего, но оголодал я основательно. Население здесь жадное. Выиграл в карточной игре 500 рублей. Я отсыпаюсь.

7.2.42:
Жрать нечего. Население мерзкое. Вечером в Кобелево женщина в первом доме дала мне поесть. Вокруг все горит. Артиллерийский огонь мешает спать. В остальном все спокойно.

8.2.42:
Живу здесь уже 24 часа и Наташа - хорошая женщина. Она кормит меня отлично. Губа болит. Я ухожу искать медсанбат. Остался в Нов. Луке. Голоден.

9.2.42:
Вот мы уже 5 дней в окружении. Я перебрался в Стар. Луки. Здесь за весь день я получил поесть только 4 картофелины. Проклятая Смоленская область.

10.2.42:
Раненый лейтенант зашел в дом и рассказал, что есть одна возможность выйти из окружения. Мы идем по маршруту Бабинки - Кобелево - Гуляево. В последнем месте мы встречаем партизан.

11.2.42:
Около 4 часов мы пытаемся прорваться. Нас 12 человек. Ничего не получается из этого, т.к. все ранены в результате обстрела самолетов, но были и жалкие трусы. 70 км бессмысленно блуждали.

12.2.
Пистолет у меня забрали. Поесть все еще нечего. Я иду из Гуляево через Кобелево к Наташе. Она принимает меня душевно, я поел и сыт. Когда же будут зачищать от нас дорогу?

13.2.
Спал у Наташи, хорошо ел. Утром узнали, что немцы в Шеломцах. Наташа ушла в Бабинки, я - в Буслав. У меня есть сухари и мясо (от Наташи). Мы находимся в опасном положении.

14.2.
К ночи был уже в Буславе. Проклятая Смоленская область. Блуждание мне осточертело. Утром снова направились в Нов. Луки, свернули на Борисенки, оттуда на Козлово. Подлое население. Мы хотим вырваться из окружения, перешли Угру.

15.2.
Жрать нечего, остановились у одного крестьянина. Радостная новость: со стороны Березок подходит 9-я гвардейская дивизия. Возможно, нас скоро освободят. У нас есть один поросенок и две курицы. Хлеба нет. Старик взялся доставить нас в Замыцкое. Возможно, мы выйдем из окружения.

16.2.
Утром мы отправились из Козлово в Кобелево. Хорошо провели здесь время, хотя, правда, настроение унылое. Уже ведь 13 дней в окружении. Сейчас мы в Долженках. В 3 км от нас уже немцы. Вокруг нас все горит. Смоленскую область я видеть больше не могу. Нечего жрать.

17.2.
Утром мы ушли из Долженок в Колодезки. Немцы стоят на расстоянии 2 км. Получили радостное сообщение по проводной связи, что Березки и Шеломцы взяты русскими. В Колодезках мы расквартировались у одного крестьянина. Курить нечего. Я думаю о том, как хорошо было у Наташи. Все надоело.

18.2.
Ночью я был в Колодезках, всю ночь нас обстреливали из минометов. Почему я тут сижу? У меня желание уехать в Москву и снова всех увидеть, особенно Надюшу. В Колодезках всего 10 дворов, 8 из них сожжено немцами. Я иду в Кобелево. Сегодня я сыт.

19.2.
Переночевал в Кобелево. Отвратительное настроение, из еды исключительно картофель. Встретил двух парней, они хотят обсудить положение. Я тоскую по дому в Москве. Немец сидит в Гуляево, откуда мы незадолго до этого ушли. Скоро мы снова увидим Москву.

20.2.42:
Утром отправились на поиски еды, это было, безусловно, необходимо, нам попалась курица, хорошо поели, стали запасаться кое-какими продуктами. Мы - в большом унынии. Совсем не хочется думать о том, что, возможно, никогда больше не увижу своих и Надюшу.

21.2.42:
Уже почти месяц, как я в армии. Мне уже опротивело находиться в таком положении. 20 дней тому назад я был ранен, рана из-за ужасного питания затягивается очень медленно. Я чувствую себя очень плохо.

22.2.42:
Пришла радостная весть: Сталин приказал освободить дорогу на Вязьму до 23 февраля. Но уже 22-е, а мы все еще ровно ничего из этого не видим. Правда, артиллерия все время ведет огонь. 20 дней уже мы находимся в окружении.

23.2.42:
Мы находимся в таком положении, из которого представить какой-либо выход совершенно невозможно. Мы сейчас в Буславе, пришли из Кобелево. Мы, наверное, не останемся в живых.

24.2.42:
Мы попали в ловушку, окружены со всех сторон. Все голодают. Я раздобыл кусок сала.

25.2.42:
Ура, наверное, что-то изменится. 160-я дивизия отозвана с направления на Вязьму и движется на Буславу. Я отправился в Нов. Луки. Староселье выгорело изрядно, но было взято обратно. Все равно настроение остается унылым.

26.2.42:
Я ночевал в Козлах. Все утро вела огонь артиллерия. Что-то должно произойти. В деревне Александровка немцы убили стариков. Мы в наибольшей опасности, что будет с нами? Ночью я был на мельнице, было очень холодно.

27.2.42:
Спал на мельнице. Всю ночь был артиллерийский огонь. Рана заживает, наше положение безнадежно.

28.2.42:
Продукты закончились. Постели нет, с мельницы нас выгнали. Пошел в Борисенки, потом в Беляево. У населения ничего нельзя выпросить, ужасно!

1.3.42:
Уже месяц я шатаюсь по Смоленской области. Теперь в окружении стало невыносимо. Повсюду забивают и едят лошадей. Ужасное настроение.

2.3.
К ночи был в Беляево. Нет больше никакого желания вести дневник. До чего же может довести голод! По меньшей мере, хоть одна хорошая мысль, что, может быть, в Москве дела еще хорошо идут.

3.3.
Беляево: Спал в бане, весь завшивел. О жратве я уже совсем не хочу писать, мы жрем уже трупы лошадей.

4.3.
Беляево: Удачный день, мы раздобыли лошадиную ногу и украли у одного старика ведро картошки. Уже месяц мы ждем избавления от этих мук. Черт бы их побрал. Мы действительно погибнем?

5.3.
Беляево: Я столько здоровья потерял, что и через 5 лет не смогу восстановиться. Из еды нет совершенно ничего. Я не знаю, почему я все еще жив, уже есть случаи, когда люди умирают.

6.3.
Беляево: Какой-то лейтенант поднял настроение. Всю ночь была страшная стрельба. Возможно, возможно скоро что-то случится. Из еды нет, конечно же, ничего. Жрем мерзлый картофель «по-русски».

7.3.
Беляево: Обменял свое кашне на маленький кусочек хлеба и котелок картошки. Это большое дело, картошка после конины - большое наслаждение. Настроение: как можно дольше еще оставаться в живых?

8.3.
Беляево: Этот женский праздник мы отмечаем голодом. За целый день съел только маленький кусочек от лошадиной ноги. Ходят слухи, что нас должны освободить 10-го. Мы уже ничему не верим. Ужасно.

9.3.
Беляево: Вот как уже изголодались - отняли у одного старика 2 кг муки, сварили себе суп. Проклятая Смоленская земля. Здесь умирать не хочется.

10.3.
Беляево: Чуть было не попали с мясом впросак, на этот раз всё кончилось хорошо. Несчастливый день: немцы стоят перед Луками, Стар. Луки и Староселье взяты. Все меньше надежды на спасение.

11.3.
Беляево: Ужасно, лошадиных трупов больше не осталось, мерзлый картофель тоже закончился. Просто не хочется больше жить, но и умирать тоже не хочется.

12.3.
Украли 20 фунтов ржи. Смолотим ее и будем печь хлеб. С тех пор, как мы организовали себе хлеб, я больше его не ел. О спасении я больше не думаю.

13.3.
Кобелево: У нас 3 каравая хлеба на 6-х человек. Невыносимая жизнь.

14.3.
Надежды больше нет. Я думаю о Москве, о моих и о Надюшке. Мне снился чудесный сон: я вырвался из окружения и ел белый хлеб.

15.3.
Беляево: Жизнь становится все тяжелее. Сегодня мы украли лошадиную голову и сварили похлебку без соли. У всех была рвота.

16.3.
Беляево: Писать остается все об одном и том же. Жрать нечего, конина и хлеб закончились. Наше положение никак не улучшилось. Началась эпидемия тифа.

17.3.
Беляево: У меня сильные боли в теле, от проклятой конины. Боюсь, у меня тиф. Я полностью ослаб, больше совсем ничего не хочу предпринимать.

18.3.
Беляево: украл у одной старухи мешок сухарей, удача. Нажрался до отвала, но живот все еще болит.

19.3.
Беляево: Сухари закончились, половину мы обменяли на табак. Ужасная жизнь.

20.3.
2-я попытка Беляево: Немцы атаковали Дорки и заняли ее. Здесь мы не можем оставаться. Мы попробуем наудачу добраться до коридора (нейтральной полосы - ?) на фронте. Возвращаемся назад.

21.3.
Немцы атаковали Беляево. Мы быстро соорудили себе лыжи и направились ввосьмером к коридору. Я один остаюсь в тылу у немцев. Мои лыжи сломались.

22.3.
Я ночевал в лесу, в лесу же и пишу. Я совсем один среди немцев. Должен быть очень осторожным. Конечно, есть нечего. По дороге я нашел немецкие лыжи.

Кроме коротких последовательных ежедневных записей, дневник содержит в другой части более долгие размышления в отдельные дни:

17.2.
У одной хозяйки взяли буханку хлеба - мы сперва просили ее дать кусочек хлеба, она сказала нам, что у нее ничего нет: но мы видели, что она спрятала в чулане 3 буханки - мы нашли, однако, только одну буханку, остальные стащил втихаря кто-то из нас - угрызений совести у нас нет, у старухи же не было хлеба, нашим желудкам стало немного веселее.

Эта часть дневника была отфильтрована немцами на отдельные листы, как к делу не относящаяся

Немцы обращаются с нашими крестьянами очень плохо, хуже, чем со скотиной - но многие этого заслужили, т.к. они ждали так называемого освобождения - теперь они получили освобождение:
наши крестьяне примитивны - внешне грубы, но в определенных вещах очень чувствительны и даже чутки, я думаю, что у них будет возможность показать себя своим освободителям как скот, но как одичавший скот.

Немцы - хорошие дипломаты?

Население здесь в Смоленской области мне особенно несимпатично, есть, конечно, исключения. Настроение плохое. Выйдем ли мы скоро из этой проклятой области? Проклятое население в этой области.

Если бы у меня была власть, я бы 90% жителей расстрелял.

Интересный случай я наблюдал в Кобелево. Здесь большой совхоз, крестьяне живут богато. Я захожу в один дом и прошу кусочек хлеба - отказ. Я иду во второй, третий дом - отказ! 14.2. немцы атакуют, и я вижу на улице, как крестьяне из вышеназванных домов тащут полные мешки хлеба, мяса, сала и проч. Кто будет читать эти страницы, сможет правильно оценить отношение жителей Смоленской области к Красной Армии.

19.2.
Я сижу теперь в комнате у Наташи и думаю, если я вернусь в Москву, увижу всех моих любимых, Наденьку, маму, всех ребят…, но когда сидишь в окружении и не знаешь, удастся ли вырваться из этой проклятой области, на душе действительно не очень спокойно. Иногда я думаю, может, это моя судьба - сдохнуть в этой проклятой области? Теперь я себя упрекаю, что не уехал с аэроклубом в Горький. Да, так и выходит, когда не слушаешь советов родителей!

20.2.
Я удивляюсь и не могу понять ситуацию, что мы уже 18 дней окружены. Можете себе представить, что от Красного до Кобелево находятся тысячи раненых? Они в жутком положении.

Я удивляюсь, что наши войска не могут взять трех населенных пунктов, чтобы освободить дорогу. Если они при этом потеряют 1000 человек, но зато они освободят минимум 100 000. Да, этого я не могу понять.

Положение ухудшается. Все время мы слышим разные сообщения. Один приходит и говорит: «Немцы находятся в Березках», другой говорит: «Березки не заняты врагом» и т.д. Я чувствую, что я уже одичал и тупею. Маленькая надежда все же еще теплится во мне. Возможно, я вернусь все же когда-нибудь в Москву и снова увижу Наденьку и всех остальных. Как на кинопленке, передо мной проходит вся моя короткая жизнь. Я вижу себя маленьким мальчиком и т.д. ---- Теперь все настолько по-другому, я больше не тогдашний Николай, но совершенно израненный боец Красной Армии.

21.2.
Я ранен уже 20 дней. Рана заживает очень плохо. К нам в дом пришел парень, который рассказал, что Сталин узнал о нашем положении и приказал освободить нас к 23.2. Я мало надеюсь на то, что это произойдет. Все время с Востока слышна стрельба. Лучше сидеть в тюрьме, чем в этой Смоленской области. Уже 4 дня находимся мы здесь в Кобелево. Когда я сейчас пишу, со мной находятся еще два человека. Честное слово, если так еще 15 дней будет продолжаться, я еще и сойду с ума.

22.2.
Должен же пробить час освобождения! Мы оставили всякую надежду. И это жизнь? Разве можно жить, когда в 2 км от нас в любом направлении находится немец? Да, мы надеемся, что не умрем естественной смертью. Я, например, знаю точно, что мне придется умереть здесь в этой проклятой области. Мы должны воровать, иначе мы умрем от голода.

О проклятых партизанах я хочу написать несколько слов: здесь в Смоленской области есть «смоленские штатники (штатики, статики-?)», они со спокойной совестью грабят гражданское население и совершенно не заботятся о немцах. Они обеспечивают себя продовольствием очень хорошо. Было бы у меня питание лучше, я бы физически очень хорошо поправился. О Москве я не смею и думать, иначе я еще раньше сойду с ума. В этих условиях жить невозможно.

25.2.
Если бы кто-нибудь из Москвы мог увидеть наше положение! Положение следующее: Немец отходит под натиском наших сил с Востока в направлении на Вязьму, но не так, как это сделали мы, а с коварной хитростью. Он по флангам отходит на Кобелево и при этом разрушает все дома. Сегодня я снова пришел в Козлы, из Нов. Луки. Есть немного еды, это большое преимущество. Если бы только наши продвинулись вперед. Мое честное слово, я бы поцеловал Надьку 1000 раз. Главное - остаться в живых!

26.2.
Артиллерия вела обстрел всю ночь. Где, мы не знаем. Мы находимся в хорошо закупоренной бутылке. Скоро все пойдут на сало (в расход). Мы думаем теперь только о настоящем моменте. Все жрут конину и варят овес. Нужно воровать, и за это могут пристрелить. Никто в Москве не может себе представить, в каком положении находится армия.

28.2.
Никогда я и предположить не мог, сколько лишений и оскорблений со стороны гражданского населения мне придется вынести. Конина теперь большой деликатес. Если только я не умру от пули, то погибну с голоду. С каждым днем все меньше надежды спастись из этой ситуации. Никто не выйдет отсюда. Все пропало! У меня только одно желание, чтобы, если я умру, сообщили об этом моей матери. Ах, если бы она теперь знала, в каком положении я нахожусь. К черту, боец должен умереть с голоду.

Примечание

Ссылки: запись в ОБД Мемориал (предположительно)